разрушались, потому что существовали большие по размеру и продолжавшие использоваться церкви, часовни же утрачивали свое назначение и не получали деньги на содержание.

Реликвии (или предполагаемые реликвии) святых выбрасывались в мусорные кучи, однако многое спасли набожные руки и собрали в новых сокровищницах в Южной Европе, равно как и в сокровищнице собора Сан-Роке в Португалии. Сказанное относится и к убранству храмов. Старые деревянные части полагалось снять и разрубить, в некоторых сельских районах их использовали в качестве топлива, в других — чтобы оградить разрушенные церкви. Однако некоторые удалось спасти.

Необычайным выглядит факт, что в протестантских странах сохранилось больше памятников средневековой живописи и архитектуры, чем в государствах, остававшихся во время Реформации католическими. Вероятно, встречается и множество исключений из правил, но в целом за этот откат ответственна вовсе не рука грабителя.

Стиль барокко прокатился по Южной Европе в XVI и XVII веках, переделывая средневековые церкви. Точно так же он пришел, хотя и более медленно, в северные страны, создавая великие церкви — начиная с собора Святого Павла в Лондоне и двигаясь по нисходящей, а кроме того, уничтожая еще больше памятников средневекового искусства и архитектуры, чем намеревалась сделать Реформация.

Наименьшими консерваторами конгрегации оказались те, кто имел больше всего денег, самыми консервативными — те, кто потерял деньги. В странах Южной Европы, где утвердился стиль барокко, церковь продолжала владеть многими землями и пожертвованиями, и священники могли позволить себе строить величественные здания.

Во многих протестантских странах во время Реформации произошло относительное уменьшение старых вложений, отчасти благодаря действиям правительства, а частично вследствие инфляции XVI века. Сказанное означало, что не все протестантские конгрегации имели достаточно средств, чтобы поддерживать в должном состоянии унаследованные ими церкви и восстанавливать их. Они сохраняли древние украшения не потому, что они им нравились, но просто потому, что не могли купить новые, поэтому довольствовались тем, что было.

Законы в отношении церковных служб были суровыми. Сказанное можно подтвердить описанием службы городской церкви Святого Ботольфа в Лондоне. Она началась в начале 1547 года, вскоре после смерти короля Генриха VIII. Конгрегация охотно и с радостью заполучила службу и священника, однако кюре возмущался по поводу исчезновения латыни и отказывался произносить или петь псалмы по новым английским книгам. Тогда конгрегация обратилась к лорд-мэру с просьбой сместить кюре, и 6 октября новый кюре использовал английский язык во время четырех свадеб.

Старые церковные книги перестали использоваться, в ноябре их продавали по восемнадцать шиллингов. Один и тот же покупатель приобрел пять книг для мессы, девять мартирологов и различные другие литургические книги (некоторые были разорваны и не представляли никакой ценности) всего за пятнадцать шиллингов.

За последующие двенадцать месяцев продали также остатки запасов воска для канделябров за сорок шиллингов, одежду, алтарные одеяния с вышитыми золотой нитью изображениями Христа, ангелов, апостолов и Девы Марии с птицами, две ризы из бархата, отделанные цветами, также расшитые золотом. Большинство одеяний отправили к портному в Корнхилл, во время продажи приход угощал покупателей пивом по шесть пенсов.

В 1551 году собрание прихожан вознамерилось продать колокола и часть церковных блюд, чтобы купить дома, находившиеся около церкви, для кюре и его помощника. Однако часть конгрегации высказала несогласие по поводу продажи колоколов, поэтому с собиранием денег для покупки домов возникли трудности. Они продолжали спорить с арендатором, когда прибыла королевская комиссия и присвоила деньги «в пользу короля», а в обмен дала приходу квитанцию и заверение, что «деньги помещены в надежные руки».

Спустя два года на трон взошла королева Мария, и приходское управление стало закупать подсвечники, кресты, потиры, антиминсы, свечи, ладан, книги для мессы. Хотя жертвователь и дал одеяния, цены показывают, что новые одеяния уступали старым по качеству.

Средневековая церковь оказалась слишком богатой для процветания церкви или государства. На первый взгляд, наше положение кажется слишком общим и абстрактным. Но если обратиться к частностям, то окажется следующее. Любой, кто посмотрит на приход Святого Ботольфа в связи с королевским рецептом изымания денег у тех, кто собирался покупать дома для кюре и его помощника, должен простить тех, кто это делал.

Деньги всегда связаны с властью, и церковь оказалась менее могущественной в 1600 году, чем в 1500-м. Если ее моральная власть после реформ возросла, то политическая власть уменьшилась. Некоторые идеалисты могли подумать, что уменьшение политической власти необходимо для повышения морального авторитета. Подобные средневековые мыслители, которые приписывали грехи церкви ее устройству при Константине Великом, видели источник всех зол христианского мира в деньгах. Однако они вряд ли были бы довольны, если бы смогли увидеть последствия Реформации.

БЛАГОЧЕСТИЕ ПРАВИТЕЛЕЙ

И ХРИСТИАНСКОЕ ВЕРОУЧЕНИЕ

Вероучение, согласно которому короли правили благодаря божественному праву, стало общим основанием для любого использовавшего Библию. Широко обсуждалось, насколько далеко горожане могли оказывать сопротивление и восставать и при каких условиях король терял поддержку своих подданных, если его правление оказывалось тираническим.

Более привычным оказывалось положение, что «несть власти аще не от Бога», то есть светская власть — всегда от Господа. Становилось общей основой (также принятой среди некоторых небольших групп, анабаптистов и браунистов), что правитель обязан нести своим подданным мораль и религию. Как и в Средние века, полагалось, чтобы он утверждал и отстаивал веру, защищал священников, противостоял безнравственным и еретикам.

Должен ли был тот, кто защищал правду и исправлял ошибки, определять, что истинно и что ложно? Никто не задумывался об этом до Хоббса в середине XVIII века, соглашаясь с тем, что существовала основа истины в мире, которую государство получило из Библии и от церкви.

Однако протестантизм не мог полностью придерживаться мнения, что в установлении религии государство должно просто подчиняться церковным властям, папе или иерархии. Что касается иерархии, то когда ее сопоставляли с текстом Библии, то видели, что с ней следовало покончить. Только тогда не остается никакой возможности для проявления библейской истины, пока ее не примет само государство, противостоя угнетению в обличье от прошлых времен.

Когда Лютера спрашивали, как проявляется власть государства, он сравнивал ее с обязанностями соседей приносить ведра с водой и выливать их на горящий дом. Они не нуждаются ни в предписаниях, ни в разрешениях, они должны только видеть нужды и отправляться туда, где действительно способны оказать помощь.

Что касается идей суверенитета государства, то они исследовались политиками и теологами, и похоже, право церковных властей хватать людей без согласия светского сюзерена не допускалось.

Рим продолжал требовать, чтобы канонический закон и определившие его декреты папы и соборов распространялись на всех людей (скажем, если священник женился, то это считалось преступлением и