Кальвинисты продолжали требовать, чтобы законодательная власть в церкви осуществлялась ее деятелями и чтобы в обязанности светского суда входила реализация декретов консистории. Так, например, если консистория находила девушку виновной во внебрачной связи, то в обязанности светской власти входило ее наказание.

Однако даже в католических и кальвинистских странах правительства не могли принять столь категоричные притязания и стремились утвердить власть светского правительства. Католические короли Испании, Франции и Австрии в разной форме пытались законодательно ограничить пределы папской экспансии в своих странах.

Кальвинистским правительствам Женевы, Шотландии или Голландии пришлось, раньше или позже, ограничить законодательную силу декретов консистории. Не важно, откуда люди черпали свои идеи, из Виттенберга, Цюриха или Кентербери, но они отказывались признавать независимую власть консистории (или ее подобие, такое как собор духовенства в Англии) и придерживались мнения, что судебная власть исходит от светского сюзерена.

Давайте проясним, что имели в виду, когда отрицали независимость консистории в стране. Те, кто это делал, вовсе не заявляли, что церковные власти должны ограничиваться вопросами веры, обрядов или церковного ритуала. Они выступали против того, чтобы решения церковных властей получали силу закона без одобрения и декрета светского правителя. Они утверждали, что только светский правитель может издать закон, распространяющийся на всех людей.

Вероятно, церковная власть могла заявить, что антитринитаристских еретиков следует сжечь или что прелюбодеев полагается прогнать бичами по улицам. Сюзерен вовсе не склонялся к тому, чтобы сжигать или пороть. В равной степени он вовсе не собирался пользоваться советом духовника, прежде чем придать делу законодательный оборот. Он сам мог рассмотреть благосостояние и выгоду своих подданных, и никакая другая власть не могла отвлечь его от власти, данной Господом (особенно когда на кону оказывались самые торжественные истины христианской веры).

Таким образом, в соответствии с данной теорией, христианский сюзерен или христианское государство могли не считаться с учением. Да и церковные власти заявляли, что некоторые разновидности исповедания учения ошибочны, порочны или аморальны и, следовательно, их следует законодательно запретить.

Сюзерен мог принуждать (что, впрочем, и делал), в его моральные обязательства входило и разрешение только истинного вероисповедания, подавление случаев богохульства, аморальности и идолопоклонства. В спорных случаях сюзерен мог советоваться с добродетельными и знающими священниками.

Кто же мог проповедовать с кафедр? Или же, поскольку трудно ответить на этот вопрос прямо, что следовало запретить произносить публично? Протестантские священники заявляли, что вера в пресуществление ошибочна и о ней не следует говорить в церкви. Чтобы запрет был действенным, сюзерен должен был законодательно запретить учение о пресуществлении. Но в этом случае он вторгался в область богословских споров.

Смелые полемисты от Рима до Женевы поносили подобное мнение как воплощение «цезарепапизма». Они насмехались над защитой, которая взывала к византийским предшественникам, или показывали необходимость светской власти в религии на примере Константина или Юлиана. Власть византийского императора по религиозным вопросам была менее всеобъемлющей, чем обычно считается.

Точно так же в религиозных вопросах ограничивалась власть и протестантского сюзерена. Он мог действовать только в соответствии со Словом Божьим. Если же он поступал вопреки ему, то проявлял неподчинение. Поэтому его власть распространялась на светские стороны жизни государства. Правда, в Священном Писании говорится не только о «святом царстве».

Сюзерен не должен приказывать делать то, что Господь запрещает, или запрещать то, что велит делать Господь. Он никак не может запретить учение Евангелия святого Павла или соответствующее допущение причастия. Конечно, физически это не вполне возможно, но если все же он попробует так поступить, то проявит себя как нехристианский тиран и поэтому выйдет за рамки дозволенного Господом.

В отношении того, следует ли ограничить деятельность сюзерена, большинство школ придерживались мнения, что нет. Только он не должен дописывать каноны веры или учреждать иное причастие. Сюзерен не может легализировать браки между двумя мужчинами или детьми, матерью и ее сыновьями. Все это непреложные законы, которых сюзерен не должен касаться.

Возможно, самые здравомыслящие и разумные формулировки этой теории встречаются в книге, написанной голландцем Гуго Гроцием, «О власти сюзерена в религии», опубликованной посмертно в 1647 году. Однако по существу те же самые теоретические суждения встречаются в некальвинистском и неанабаптистском протестантизме. Некоторые лучшие сочинения встречаются у английских теоретиков времен короля Якова I.

Насколько необходимым для государства полагалось единство церкви и государства, настолько же долго считалась невозможной терпимость, это была законная теория. Ведь альтернатива казалась законом, выносимым папой или пресвитерией, предписанием для всех людей без одобрения светского сюзерена, который таким образом переставал был таковым. Европа училась, как не претерпевать вмешательства в законы. Советы церкви — это одно, а насилие — совсем другое.

Данные теории имели значительные последствия.

В своих самых крайних проявлениях они вели протестантских мыслителей к отодвиганию на второй план права сюзерена вмешиваться в духовную область. Быстрые перемены в реформаторской роли государства оказались подчинением духовного законодательства светскому. В лютеранской Германии повсеместно придерживались мнения, что юрисдикция средневекового епископа перешла к светскому сюзерену.

В Англии в 1540 году архиепископа Кентерберийского спросили, действительно ли апостолы назначали епископов своей апостольской властью, или они назначались по необходимости, ибо тогда не было христианского сюзерена, способного их организовать. Архиепископ же ответил, что юрисдикция епископа исходит от сюзерена, как это и было при лорде-канцлере. Король нуждался в священниках в разных сферах государства, как светских, так и духовных. Однако теория Кранмера была крайностью, и поздние английские последователи Эразма, возможно, и не доходили так далеко.

Никогда не соглашались с тем, что король может контролировать слово или таинство. В этом он зависел, как и все прочие, от Слова Божьего. Гроций и другие исходили из грубой простоты Кранмера, проводя важное различие. Христианский пастырь в качестве служителя Слова и Таинства некоторым образом приобретал свою власть от Христа, он стал чиновником государства, получив свои полномочия от сюзерена.

Таким образом сходились в том, что в правильно организованном государстве пастырь должен стать в некотором роде чиновником в обществе. Он наблюдает за моралью людей, утверждает рождения, свадьбы и смерти, отвечает за образование детей. Не оспаривалось, что он должен быть чиновником государства, что подобная его юрисдикция должна исходить от сюзерена, иначе сюзерен не будет таковым.

Следовательно, сюзерен обладает законной властью по распространению учения, решая, что следует или не следует проповедовать. Вопрос заключается в том, действительно ли его учение соответствует Слову Господа. Тот же самый вопрос можно задать, когда речь идет о заявлении доктрины папой, или пресвитерией, или кем-то еще. Если благочестивые и образованные священнослужители в государстве противопоставляют себя доктрине правителя, то весьма вероятно, что он проявит себя