– ЧТО?

Она? Черт возьми, вчера вечером она опять плакала за дверью, а теперь вот так меня выгоняет?

Выбегаю из кабинета, желая, чтобы она сама сказала мне прямо в глаза, что я ей больше не нужен.

– Нет, Тиган, ты…

– ОТОЙДИ!

Толкаю его, и он сопротивляется, но моя ярость сильнее, потому я успеваю оттолкнуть его достаточно, чтобы успеть вырваться. Бегом пересекаю дом, поднимаюсь по лестнице и, добравшись до третьего этажа, иду прямо в ванную. Дверь снова закрыта. Слышу телевизор с другой стороны.

– ЕЛЕНА! Елена, открой!

Бью изо всех сил так сильно, что стены вокруг дрожат. Но ничего. Ответа нет.

– Елена, открой эту чертову дверь!

– Тиган, прекрати! – закричал отец за моей спиной.

Чувствую, как он хватает меня, вырываюсь и снова бью в дверь. Если понадобится, я выбью эту дверь.

– Елена!

– Хватит. Оставь ее.

В следующее мгновение отец прижимает меня к стене так, как это делают копы. Пытаюсь бороться.

– Только посмей еще раз напугать ее, – ворчит Дэниел мне в спину.

Перестаю двигаться. Закрываю глаза. Не надо, чувак, не плачь, не надо, черт возьми.

– Елена… Ты не можешь бросить меня.

Умоляю. Черт, я еще никогда не был таким слабым.

Отец ослабляет хватку, но не отпускает меня.

– Успокойся…

– Отпусти меня.

Ну вот, я опять плачу. Он отступает. Стою у стены рядом с закрытой дверью. Это произошло, она бросает меня…

Сглатываю слюну. У меня никогда так сильно не болело в груди.

– Елена… Клянусь, я не хотел…

Открой, детка, прости… Извини.

Дверь не открывается. Полная тишина. Стискиваю зубы, не в силах что-либо контролировать. Шатаясь, я отступаю.

Она оставляет меня. Черт, она меня бросает… Меня снова начинает трясти. Как я буду без нее?

– Пойдем, отнесем твои вещи вниз и… – начал отец за моей спиной.

Оборачиваюсь и бью его в лицо. Если бы я мог, я бы сказал что-нибудь оскорбительное, но сейчас мне говорить сложнее, чем когда бы то ни было. Он прижимает ладонь к лицу. Если львица больше не хочет меня видеть, мне нечего здесь делать.

Быстро собираюсь, хватаю сумку и кое-какие вещи. Надеваю толстовку и ботинки. Тру лицо дрожащими ладонями.

– Тиган, подожди! Куда ты собрался? – бросил отец.

Его нос в крови, он пытается меня догнать, но тщетно.

Спустившись по лестнице, я захлопываю входную дверь и бегу к калитке. Пинаю ее, заставляя распахнуться, и убегаю, не оборачиваясь.

Как настоящий старший брат

Боль едва не сбила меня с ног. У меня по-прежнему дикое желание разрыдаться. Слезы не текли в поезде, но я чувствую, что они готовы вот-вот пролиться.

Чем дальше я удаляюсь от львицы, тем сильнее становится боль. Как будто связь между нами отказывается разорваться и изо всех сил тянет мое сердце обратно, чтобы я мог прикоснуться к ней и поцеловать в последний раз.

Стискиваю зубы. Дрожу от холода, когда выхожу из метро и замираю. Сумка на плече, руки в карманах, и я абсолютно не в состоянии соображать. Больше ничего не могу сделать.

Делаю глубокий вдох и поднимаю нос. Я в каком-то старом здании. Толкаю дверь в холл, и она приоткрывается, как и в прошлый раз, когда я сюда пришел; медленно поднимаюсь по лестнице, и каждая ступенька дается мне тяжелее предыдущей.

Мне нужно только упасть на диван или кровать и забыть обо всем этом. Забыть и ее, хотя я знаю, что это будет невозможно.

Подхожу к двери, стучу. Ничего. Звоню до тех пор, пока не открывается дверь. Мужик Солис появляется передо мной и смотрит весьма холодно.

– Чего тебе?

Отворачиваюсь. Чертовы слезы. Пытаюсь войти, но он толкает меня назад.

– Ты не войдешь сюда в таком виде. Чего ты хочешь?

Он отступает и хочет закрыть дверь.

– Кто там? – спросила Солис издалека.

– Никто. Ошиблись дверью, – пробормотал придурок.

Он закрывает дверь.

– МАМА!

Слышу Солис за закрытой дверью, и в следующую секунду дверь распахивается. Ее лицо выражает тревогу

– Тиг? Но что с…

Я рыдаю.

– Она… Блин, мама, она…

– Успокойся… Что происходит? Заходи.

Оказываюсь в крошечной прихожей ее квартиры.

– Зачем тебе сумка? – спросила она, закрывая дверь.

– Я… я… я не мог там оставаться. Елена и…

– Тиг, успокойся. Дыши, ладно? Что случилось с Еленой?

Она бросила меня, черт возьми! Но, конечно, я не могу этого сказать. Мотаю головой, закрываю глаза, из которых текут слезы.

– Я позвоню Хиллзам, они, должно быть, волнуются, а тебе следует вернуться.

– Нет! Я останусь здесь, у тебя, мама.

– Она не твоя мать, черт тебя дери! – вопит ее муж.

– Лукас, пожалуйста…

Она делает ему знак уйти, обхватывает свой живот и просит меня пройти в гостиную.

– Мне нельзя долго стоять на ногах. Я рожаю через неделю, так что…

* * *

– Да, конечно. Понимаю… Нет, все в порядке, он молчит… Нет, мои извинения Дэниелу и удачи… Да, спасибо, до свидания, Энджи.

Солис повесила трубку. Я приехал вчера, и она все же позвонила Хиллзам. Мать только что рассказала ей про сломанный нос мужа и все остальное.

В гостиной повисла тишина.

Ее мужик ушел на работу, так что я остался наедине с ней и ее животом. У нее все время болит живот.

– Тиг, ты ударил Дэниела?

Закрываю глаза и выслушиваю нотации. Ночью я плохо спал: опять кошмар, тот же самый, я у Майлерсов, так что сегодня мне даже хуже, чем вчера. У меня больше нет львицы, только пульсирующая боль в груди и постоянно выступающие на глазах слезы.

Солис вздохнула.

– И Дэниела… и Елену, – добавила она.

Резко поднимаю голову.

– Но Елену я ударил не нарочно! Я даже не помню. Я не хотел, черт возьми!

Она снова морщится от боли в животе.

– У нее четыре шва, Тиг, и ты удивляешься, что она больше не хочет тебя видеть?

И вот я опять рыдаю. Солис наблюдает за мной, и я отворачиваюсь, чувствуя стыд.