– Она бросила меня.

Закрываю глаза. Наступает тишина, и я слышу, как Солис делает глубокий вдох.

– Ты… Тиг, у вас роман? – наконец спрашивает она.

Не могу говорить, так что я просто киваю.

– Но ведь девушки уже бросали тебя до нее, не так ли? Почему ты…

– Потому что с ней все не так, черт побери! У меня в голове не укладывается, ясно? Бред про моего отца так и вовсе выбил меня из колеи. А теперь оставь меня в покое, – выпаливаю я.

Но я не сказал о парне, который избивает мою львицу, и о том придурке Джейсоне, появившемся из ниоткуда…

Резко встаю и выбегаю на крошечный балкон, чтобы закурить. Кажется, эта боль в груди не дает мне замерзнуть. Роюсь в карманах, протираю лицо и закуриваю сигарету, потом сажусь на подоконник и захлопываю дверь, чтобы холод не проникал внутрь.

И дым тоже. Но Солис все равно скажет, что пахнет.

* * *

Я часами кружил по квартире. Я потерял мобильник. Где я его оставил? Может, у Хиллзов. В любом случае, убить время в социальных сетях не получится. От прошлой ярости у меня осталось только одно желание: вернуться к Хиллзам, чтобы поговорить с Еленой, на этот раз без криков. Но Солис застала меня. Она предупредила, что, если я выйду отсюда, Терри может схватить меня. Я облажался, но он еще не в курсе. Мать Елены заверила Солис, что они не станут звонить и рассказывать ему, но я не могу быть в этом уверен, ведь этот ублюдок-отец не позволил мне увидеть львицу, так что я больше ему не доверяю.

– Ешь, Тиг. И у тебя грязная голова, – замечает Солис.

Мы сидим за столом с ее придурком-мужем, который говорит со мной только для того, чтобы сообщить, что мне здесь не рады. Черт бы его побрал. Пока Солис любит меня, я останусь.

– Если не поешь, легче не станет, – добавляет она.

– Оставь меня, черт.

Я не голоден. Ничего не проходит. Знаю, что Солис переписывалась сегодня днем, но не стала говорить с кем. Я знаю, это была Елена. Уверен, они много общаются.

Почему мне кажется, что Солис меня предала?

Встаю и сажусь на диван. Закрываю глаза, надеясь, что не попаду в очередной кошмар, от которого я сделаю то, о чем потом не буду помнить. Все, хватит воспоминаний!

* * *

В больнице вокруг меня толпятся люди.

Они сказали, что я пробыл на улице уже несколько дней. По-моему, это правда. Я уже не помню.

– Нога сломана не меньше двух недель назад. На снимке видно, кость уже начала срастаться.

– Он так и не заговорил?

– Нет, может, он немой, а может, не понимает, не знаю. Во всяком случае, он провел две недели на улице, я уверен, учитывая недоедание.

– Ты пробовал дать ему ручку и бумагу?

– Ах, нет. Учитывая его рост, хоть и он худой, ему должно быть около десяти лет. Он должен уметь писать.

Ко мне подходит джентльмен.

– Тебе нравится рисовать? Можешь нарисовать мне свой дом? Или твою маму? Или, может, напишешь мне твое имя?

Не могу дышать. Глазам очень больно даже смотреть на него. Плачу, не знаю почему. Не знаю, как меня зовут и кто моя мама. И я не знаю, где мой дом. Даже не помню, как я сюда попал и почему больше не могу говорить.

* * *

Доктор часто приходит ко мне и всегда приносит мне разные вещи. Сегодня бумагу, я люблю рисовать.

– Привет, хорошо поспал ночью? – спрашивает он.

Нет, мне снова приснился кошмар, но я не хочу об этом говорить. Он протягивает мне бумагу. Пялюсь на нее.

– Я нашел это на столбе возле больницы. Там есть номер дамы, она повсюду ищет мальчика с очень голубыми глазами, застенчивого, но очень милого. Это ведь ты?

Не знаю. Может, это моя мама. Доктор улыбается мне.

– Даму зовут Натали… Солис. Да, Солис, именно так.

Закрываю глаза. Веки обжигают мою сетчатку, и в животе тоже болит.

– Эй, малыш? Ты знаешь эту даму? Она говорит, что тебя зовут Тиган, верно?

Открываю рот, плачу, и бумага дрожит в моей руке.

– М… м… м… мама.

– Дыши, ладно? Я сейчас ей позвоню, и она приедет за тобой.

* * *

Дверь открывается, я плачу и не понимаю почему.

Входит дама, и я ее сразу узнаю. Это моя мама, и она плачет.

– МАМА!

– Боже мой, Тиган!

Она бежит, а я не могу из-за ноги. Она крепко прижимает меня к себе.

– Я забыл. Я забыл, как тебя зовут. Я забыл, мама, я просто хотел домой!

Я кричу, но она не ругает меня.

– Это не твоя вина, Тиг, хорошо? Я не злюсь, я очень рада, что нашла тебя, потому что очень испугалась. Но теперь все хорошо, ты здесь…

Она смотрит на меня и касается моего лица.

– Ты знаешь, что произошло у Майлерсов?

– Нет, – покачал головой я. – Не знаю. Я ничего не помню.

Солис весь день с утра лежит на диване. Мне нужно подвинуться, чтобы освободить ей место, она скоро встанет.

Иду на кухню, где готовлю кофе. Разливаю на две чашки. Слышу, как придурок попрощался с женой, а после дверь закрылась. Через мгновение она подходит, едва не перекатываясь – настолько большой у нее живот.

– О! Тиг, спасибо, – сказала она, беря свою чашку. – Хорошо выспался?

– Не-а. Я… Помнишь, как ты пришла за мной больницу?

– Конечно, никогда не забуду, – прошептала она.

Мы молча уселись за стол.

– Когда мне позвонили, я не поверила. Они сказали, что полиция привела голубоглазого мальчика всего в крови и… – Она делает глубокий вдох.

– Ты… хочешь больше рассказать мне о том, что произошло в тот вечер? – спросила она. – У Майлерсов.

– Он… он убил свою жену, вот и все. Я выпрыгнул в окно и побежал.

Она ничего не говорит и смотрит на свою чашку.

– Тристана тоже, – произносит она через некоторое время.

– Что? – ей не нужно объяснять, я понимаю. Он убил и Тристана тоже. Делаю большой глоток воздуха. Черт побери, я сбежал от него, так что… – Ты знала об этом? Все это время? – спрашиваю я.

– Да, следователи звонили мне после трагедии. Соседи услышали крики, но полицейские приехали слишком поздно. Миссис Майлерс и Тристан были уже… ну, ты понимаешь. А отец пытался повеситься. Ему не удалось, и он оказался в тюрьме. Соседи в ту ночь сказали копам, что в доме был еще усыновленный мальчик, но тебя не нашли. Мы искали тебя повсюду. В конце концов, я вывесила листовки на всех столбах этого проклятого города, молясь, чтобы не оказалось, что мистер Майлерс тебя…