– Ну и ну! – недовольно ворчит Рег, не отрываясь от газеты. – Вы сейчас весь потолок в доме обрушите! Прямо как гиппопотамы какие-то…

– Прости, папа!

– Простите, мистер Симпсон!

Джоан сидит напротив мужа и держит на руках спящую Черрил.

– Куда это вы обе намылились?

– Пойдем прогуляемся немного. Я ненадолго, мама!

– Что ж, ступайте! Проветритесь… Я пока приготовлю клецки для Уолли… А отец в это время посидит с малышкой.

Джоан поднялась со стула и вручила безмятежно спящий сверток мужу. Тот неловко подхватил девочку обеими руками.

– И что мне с ней делать? – стал делано возмущаться Рег, заботливо проверяя локтем, чтобы головка ребенка лежала как следует. – Это же женская работа!

– Ничего! И ты управишься! Скоро Ди вернется из школы. Только и увидишь тогда малышку! Так что лови момент! Пользуйся счастливой возможностью понянчиться с внучкой.

Дот и Барбара тихонько выскользнули из комнаты. Дот оглянулась и увидела в небольшую щель неплотно закрытых дверей, как отец нежно поцеловал Черрил в головку.

– Ах ты моя маленькая соня! Золотце ты мое! – расчувствовался он. – Такая же красавица, как и твоя мама! Почти такая же… Или я просто чересчур пристрастен, а? Но твоя мама покорила мое сердце с первой же минуты своего появления на свет… Она и до сих пор моя самая главная любимица… да!

– С тобой все в порядке, Дот? – удивленно уставилась на подругу Барбара, заметив, что Дот почему-то зашмыгала носом.

– Да, все замечательно!

Подруги взялись за руки и побежали на пристань, а там, по своему обыкновению, взгромоздились на швартовые тумбы. Колючий ветер вздыбил неспокойную воду у парапета. Под его сильными порывами плечи невольно подались вперед. Холодно! Обе натянули рукава своих вязаных жакетов до самых кончиков пальцев. Стали не столько переговариваться, сколько перекрикиваться, и ветер тут же уносил каждое их слово прочь.

– Ну, и холодрыга! Уже замерзла как цуцик!

– Я тоже! Дот! Ты только взгляни! Моя сигарета снова примерзла к губе!

Барбара широко открыла рот, чтобы продемонстрировать подруге, что сигарета действительно болтается сама по себе, без помощи языка. Обе громко расхохотались. Само собой! Ведь лучшие подружки никак не могут без смеха. Часто они смеются потому, что действительно видят что-то смешное. Но еще чаще – потому, что обе знают: жизнь, как ни верти, все же прекрасная штука!

Дот вдруг почувствовала легкий укол сожаления, вспомнив, когда они вот так же беззаботно смеялись на этом самом месте в последний раз. Как же давно это было! Еще до того, как она влюбилась, а потом пережила самую огромную потерю в своей жизни. Что ж, мама во многом оказалась права. Жизнь соткана из воспоминаний и сожалений, и она совсем не похожа на сказку. Дот подумала о том, что ждет ее впереди. Конечно, это будет совсем другая жизнь, не такая, о какой она когда-то мечтала. И все же это будет хорошая жизнь! Она постарается найти утешение в маленьких радостях повседневного бытия, благодарная судьбе уже хотя бы за то, что и в ее душе, и в ее голове воцарились наконец мир и покой. Несмотря ни на что, она выжила и сохранила себя. И теперь она точно знает, что может выдержать любые испытания. Главное – немного любви и удачи!

Симон миновал изъеденные ржавчиной железные ворота и медленно зашагал по боковой дорожке в сторону Жасмин-Хауса. Поднялся по ступенькам на широкую белоснежную террасу, заставленную плетеной мебелью. С потолков под натянутыми тентами свисали винтажные вентиляторы, приводимые в действие с помощью тяжелых шкивов. Огромные окна в деревянных переплетах позволяли ненароком заглянуть внутрь этого величественного дома, похожего на дворец, сохранившийся от былых времен. Натертый до блеска паркет, латунные вентиляторы, закрепленные на потолке, широкие деревянные жалюзи на дверных проемах. Все это так похоже на имения южных плантаторов, как они запечатлены во всяких разных учебниках истории. Вековые пальмы раскачивают свои могучие кроны где-то высоко вверху, создавая живительную тень и прохладу даже в такую жару, которая царит в полдень, когда солнце печет особенно нещадно. Бордюры дорожек и цветочных клумб облицованы морскими раковинами, а сами клумбы радуют глаз своей ухоженностью, обилием и красотой самых разнообразных цветов и цветущих кустарников. Но в этой вакханалии красок и ароматов чувствуется рука опытного садовода, создающего свои роскошные цветочные композиции со скрупулезной точностью и отменным вкусом.

Широкий газон округлой формы с густым травяным покрытием насыщенного зеленого цвета. Никаких пожухлых пятен и плешей, как это сплошь и рядом встречается на других газонах здесь, на Сент-Люсии. Как отмечает про себя Симон, за всей этой красотой кроется терпеливая и умелая рука садовода, преданного своему делу. И повсюду, куда ни взгляни, кусты жасмина. Они тянутся вверх, удерживаемые со всех сторон подпорками, свисают с арок и проемов, заполняя все вокруг своим сладковато-приторным запахом. Соцветия нежных белоснежных цветов встречают тебя у самого входа в дом, склоняются в приветствии до самой земли, пока ты идешь к дому, буквально пробираясь сквозь цветущие заросли. Как ни странно, но такое несколько необычное обилие жасмина придает особую старомодную элегантность всему саду. Кое-где цветы уже начинают осыпаться, устилая своими лепестками дорожки. Симон топчет их своими сандалиями, чувствуя, как начинает кружиться голова от этого пьянящего аромата, которым сопровождается каждый его шаг. Он невольно опускает глаза и смотрит себе под ноги и вдруг замечает старую, ржавую железную заколку для волос, такую, какими женщины обычно закрепляют свои прически. V-образная форма заколки почему-то напомнила Симону стрелу, такую крохотную стрелку, указующую путь к парадной двери дома. Он нагнулся, подобрал с земли свою странную находку и по каким-то ему самому непонятным причинам опустил заколку в карман. Решил оставить на память об этом визите.

Симон подошел к парадной двери, слегка откашлялся и заметил, как дрожит у него правая рука, которой он потянулся к звонку. Да, он нервничает, это точно! Он оплел пальцами кнопку звонка и замешкался на какую-то долю секунды, не решаясь нажать на нее. Ведь это же не просто звонок в дверь чужого дома. Сейчас он совершает действо, которое, быть может, отбросит его на многие десятилетия назад, в прошлое. Как оно аукнется сегодня, это прошлое? Какие воспоминания он пробудит своим появлением? О чем напомнит? Что вернет к жизни из того, что случилось много-много лет тому назад? Он не обдумывал заранее, что и как станет говорить. Но молился, надеясь, что Господь вразумит и пошлет ему именно те слова, которые и должны быть сказаны здесь и сейчас.

Он вслушивался в переливистый звук звонка, в нетерпении переминаясь перед дверью с ноги на ногу. Потом еще раз разгладил свою рубашку и одновременно вытер о нее вспотевшую ладонь. Набрал в легкие побольше воздуха и даже надул щеки, пытаясь унять учащенное сердцебиение. Кажется, прошла целая вечность… И вдруг неожиданно дверь распахнулась во всю ширь. Симон опустил глаза и увидел перед собою крохотное личико экономки. Судя по всему, старушке было уже далеко за девяносто. Что-то в ее облике было птичье, такая маленькая пичужка… но глаза на испещренном морщинами лице смотрели живо, в них еще полыхал огонь и светилась воля. Ее накрахмаленное платье из бледного-розового хлопка топорщилось и шуршало при каждом движении.