– А вот и мы! Дот! Ты где?

Дот испуганно дернула головой. Слишком громко! Ведь ее отсек отделяет от соседнего отсека лишь легкая цветастая шторка, за которой тоже лежит роженица, а возле нее озабоченно хлопочет ее напуганный до полусмерти муж. Не стоит их беспокоить своими громкими разговорами…

– А вот она где!

Голос матери прервал бессвязный поток ее мыслей. Дот шепотом попросила мать не говорить слишком громко.

Джоан стремительно приблизилась к дочери, смахнула ладонью волосы с ее лба.

– Ну как ты тут, доченька, справляешься? Все хорошо?

Дот кивком головы подтвердила, что все хорошо, с трудом сдерживая в эту минуту слезы. Гормоны, подумала она, а еще – некое внутреннее облегчение от сознания того, что она больше не томится в одиночестве. Есть рядом кто-то из близких…

– Все идет путем?

– Да, – подтвердила Дот.

– И все будет хорошо! Вот увидишь! Теперь и я рядом с тобой!

Джоан подтянула брюки и поправила эластичный пояс, потом придвинула поближе к кровати пластмассовый стул, устроилась поудобнее и взяла дочь за руку. Сжав руку обеими ладонями, она принялась ворковать и сюсюкать, словно с маленьким ребенком.

– Ты сказала Ди? – спросила Дот у матери и сама удивилась тому, что в ее голосе послышались детские интонации, будто она и правда младенец, нуждающийся в присутствии матери.

– Конечно! Она тоже рвалась вместе со мной… Но я сказала, что придется немного подождать, прежде чем ее пустят к тебе. Она довела меня до умопомрачения! Ты же знаешь, какая она у нас! Очень за тебя переживает, очень…

Уолли стоял в ногах и явно чувствовал себя лишним в этой сугубо женской компании. Кажется, он даже был рад тому, что в боксе всего лишь один стул и ему не хватило места, так как стул сразу же заняла Джоан. Дот невольно улыбнулась, глянув на озабоченное лицо мужа. Он заметно нервничал. А как он думал? Что роды – это просто так?

Дот и саму обуревали страхи. Как она справится с родами во второй раз? Впрочем, на сей раз все было по-другому. Нынешняя ее беременность во всем кардинально отличалась от прежней. Статус замужней женщины уже изначально обеспечил ей должное уважение и внимание со стороны всех окружающих. Тем более статус женщины, ожидающей своего первенца. Да она и сама гордилась своим положением и искренне радовалась в ожидании ребеночка. Не то что в прошлый раз! Мать кудахтала над ней и носилась вокруг, как подстреленная. Порой у Дот все переворачивалось внутри, когда она вспоминала, через какие муки заставила ее пройти мать, когда она рожала своего первого. Не говоря уже о том, что в итоге Дот пришлось отдать своего сыночка в чужие руки, людям, которые предложили за младенца наивысшую цену.

Как же так случилось, что за столь короткий промежуток времени все так круто изменилось в ее жизни? Получается, что тоненький ободок обручального кольца способен сотворить чудо. Позволяет ходить по улицам с гордо поднятой головой, с улыбкой на устах. А как же иначе? Ведь она вынашивает под сердцем дитя своего законного мужа… И потому должна выглядеть хорошо даже на последних неделях беременности. И чтобы соответствующая одежда была. Как же так вышло, что этот не рожденный еще ребенок уже «маленькая крошка»? А тот первый, которого она родила, был просто «он», ибо уже изначально был предназначен для усыновления другими. Всего лишь один пустячный документ, свидетельство о браке, и над тобой больше не довлеют вселенский позор и бесчестие, и твоему младенцу не грозит участь незаконнорожденного, которая ляжет тяжелым клеймом на всю его дальнейшую жизнь. Вот и выходит, что пока в этом мире считаются только с теми, кто состоит в законном браке, а если ты мать-одиночка, то, значит, ты – никто! Конечно, в глубине души Дот не могла не радоваться тому, что обстоятельства ее жизни изменились в лучшую сторону. Не хотелось бы ей вторично пережить весь тот горький опыт, который она приобрела в свое время в монастырском приюте. И все же порой ей было мучительно сознавать, что цена ее нынешнему счастью и покою – всего лишь бумажка с печатью и кольцо на пальце. Есть у тебя есть и то и другое, можешь смело ходить по улицам, выставляя напоказ свое пузо. И никто не станет запирать тебя в бывшей детской, превращая ее на время в самую настоящую тюремную камеру. Ты можешь спрашивать, задавать интересующие тебя вопросы, читать всякие разные книги про беременность и роды, а не мучиться в неизвестности, гадая, те ли это симптомы, которые свидетельствуют о приближении родов, или не те. Но главное – никто не заставит ее больше отказаться от своего дитя, как это произошло при рождении сына. Это событие останется в ее душе незаживающей раной на всю оставшуюся жизнь. Наверное, поэтому Дот с таким холодным равнодушием ожидала приближения родов, почти не испытывая никаких чувств к будущему ребенку. Он был зачат в законном браке, все так! Но муж все еще был для Дот во многом чужим человеком.

– Ты остаешься или уходишь? – обратилась она к Уолли, который все еще нерешительно мялся у самого входа в отсек.

– Тебе что-нибудь нужно?

– Нет, мой хороший! Ничего мне не нужно! Вот только очень хочу поскорее вернуться домой.

– Сильно больно, да?

Уолли был по-настоящему встревожен происходящим. Как ни верти, а ведь именно он повинен во всем.

– Терпимо! Пока терпимо! – Она слегка поморщилась, ибо схватки возобновились.

Уолли радостно улыбнулся. Яснее ясного, мужчинам здесь делать нечего!

– Тогда пойду позвоню твоему отцу, доложу всю обстановку, а потом снова загляну к вам.

Дот издала короткий смешок. Она понимала, что муж воспользуется любым предлогом, лишь бы не торчать рядом. Будет кружить вокруг больницы, пока все не закончится.

Дот еще раз обвела взглядом родильное отделение. Несмотря на то что схватки шли уже давно, и она была достаточно вымотана, голова работала ясно, а глаз моментально улавливал все детали. К тому же у нее есть с чем сравнивать. Не важно, что после рождения Симона прошло уже почти два года. Все переживания в душе сохранились такими же, как и тогда, два года тому назад. И сам процесс родов, и горе при мысли о предстоящей разлуке с сыном… Будто все это случилось с нею только вчера. Стоило Дот увидеть, как медсестры и акушерки в хирургических масках стали раскладывать на приставном столике весь инструментарий, могущий понадобиться им впоследствии, стоило ей заметить в руках медсестер шприцы, настойки, спиртовые примочки и прочие снадобья, призванные хоть немного облегчить страдания рожениц, как она тут же мысленно перенеслась в родильное отделение монастырского приюта, где лишь одна сердобольная монахиня отнеслась к ней по-человечески, как могла утешала и помогала. И снова острая боль пронзила сердце, когда Дот вдруг явственно представила себе, как катит по дорожке пустую детскую коляску, в которой еще совсем недавно лежал ее сын. Ее Симон.

Наверное, ей всю жизнь придется прожить с этим чувством вины. В самом деле! Как она сможет смотреть на своего новорожденного младенца и при этом не вспоминать о том, другом ребенке, которого ей пришлось отдать? Однако когда младенца положили ей на руки, то она удивилась самой себе, ибо среди всех эмоций, охвативших ее в тот момент, преобладало не чувство вины, а любовь. Дот вдруг ощутила такой необыкновенный прилив любви и нежности… Она уже и забыла, что на свете может существовать такая любовь! Ее маленькая дочурка была прекрасна. Само совершенство! Девочка негромко хныкала из-под одеяльца. Дот откинула покрывало с ее личика, взглянула на свою дочь и расплылась в счастливой улыбке.