— И всё-таки они будут сопротивляться.

— Вам какое до этого дело?

— Это моя крепость!

— Через пару недель, самое большее через месяц она уже не будет вашей. Корона вернёт себе камешек, выпавший из её зубца.

— Всё же я возглавлю оборону. В конце концов, я просто обязан это сделать. Что до сообщения разведчика, то у страха, как известно, глаза велики; возможно, опасность не так уж велика.

— А если его сообщение подтвердится? Крепость подвергнут осаде, и вам уже не удастся выбраться из кольца.

— В замке есть подземный ход. Он под донжоном, у пыточных камер. В полу две створки, стоит их открыть…

— Надеюсь, герцог, нам с сыном не придётся этим воспользоваться. Ужасно не люблю сырости и темноты. Но если наши люди не успеют вернуться и кастильянка нагрянет раньше них…

— Нам придётся оставить их на произвол судьбы и спасать свои жизни, — подхватил Ричард Гиеньский.

— Не думаю, что всё обстоит так уж мрачно, — сказала мать. — Мы будем ждать наших людей на берегу Сарты, у её истока. Разошлём гонцов. Как только все прибудут, спустимся на кораблях до Луары, оттуда — в Нант.

— А там недалеко уже и до моих владений, куда король не сунет носа, — бодрым голосом произнёс Ричард.

— В Нанте ему тоже делать нечего, это уже Бретань, — напомнила Изабелла. — Там мы будем дожидаться короля Генриха. Вместе и решим, что нам делать дальше. Всё зависит от того, какую армию он приведёт.

— Чёрт бы побрал этого булонского недоумка Филиппа, — проворчал Моклерк. — Будь он умнее, мы объединили бы наши силы, и едва ли после этого испанка смогла бы похвастать численным перевесом своего войска. Но он чересчур спесив, возжелал увидеть корону на своей голове! А ведь мы вместе хотели идти на Шампань. Вместо этого он угодил в булонскую тюрьму, которую зорко стережёт фламандец.

— Ему всегда не хватало ума, — коротко оценила деятельность Филиппа Строптивого бывшая английская королева. И прибавила напоследок: — Вам же, герцог, скажу одно: Беллем — подарок короля, иными словами — стеклянная крепость, и вам надлежало бы её беречь пуще глаза от малейших сотрясений, которые могли бы ей повредить. Вы же не уберегли её и сами разбили.

На этом закончилось короткое совещание в замке, обозначившее позицию каждого из его участников.

Войско выступило зимой 1229 года. Из тех, кто предан короне, не пришёл только Ферран Фландрский под тем предлогом, что следит за Филиппом Строптивым, не давая тому двинуть свою рать в спину королю. Так оно и было, и Ферран благодарил судьбу: напомним, что ему совсем не улыбалось выступать с оружием в руках против своего торгового компаньона. Бланка не настаивала, понимая и принимая позицию союзника.

Первые несколько дней похода было не особенно холодно, но после Монлери внезапно завьюжило. Вслед за этим ударили морозы. Озябшие, едва не закоченевшие, люди кое-как добрались до Шартра и стали лагерем в виду города. Разбили палатки, но они не спасали от стужи, даже несмотря на горящие вблизи костры. К тому же дул ветер, усиливая холод. Жалели лошадей. Из-за них вошли в город. Жителям пришлось потесниться в своих домах.

Ждали ослабления морозов. И оно наступило. Повеселев, люди выстроились в колонны, и войско снова двинулось вперёд, к Ножан-ле-Ротру. Ещё через несколько дней подошли к стенам Беллема и взяли крепость в кольцо. Окружённая круглыми башнями с бойницами и зубчатыми навершиями, она угрюмо молчала, застывшая, грозная и неприветливая.

Двое всадников подъехали к воротам и вручили послание герцогу Бретонскому. Во избежание напрасного кровопролития ему предлагалось сложить оружие, изъявить покорность королю и отдать себя на его справедливый суд. Моклерк ответил отказом. И тогда приступили к штурму крепости.

Но снова настали жуткие холода. Люди кутались в полушубки, тёрли снегом носы, уши и руки. Но больше всего опять-таки страдали лошади: переступая с ноги на ногу, они дрожали, несчастные, тряся головами, пуская пар из ноздрей и с укором глядя на человека: не жалко, мол, тебе меня?

Побежали доложить Бланке, но она и сама всё видела. Костров не хватало, дров тоже. Те, что взяли с собой и насобирали поблизости, быстро кончились. Беда! Её не ждали, о ней не подумали. Оценив ситуацию, Бланка собрала маршалов:

— Тем, кто доставит дрова, я заплачу, как только вернёмся из похода. Составьте списки этих людей. Ступайте к воинам и передайте им мои слова.

Кардинал движением руки остановил маршалов, прибавив:

— А потом скажите им, что…

Внезапно он повернулся к королеве:

— Нет, ваше величество, они могут не поверить. Идёмте к ним.

И всему войску, объезжая его на лошади, Бланка ежеминутно повторяла свою просьбу, а кардинал, подняв распятие над головой, кричал:

— Тем, кто принесёт много дров, Церковь отпустит грехи, и да услышит слова мои Господь наш всемогущий! Пусть каждый подойдёт ко мне, и укажу ему дорогу в царство небесное!

Кардинал знал, что делает: духовный стимул должен возобладать над материальным. Так и случилось. Услышав его, люди со всех ног бросились к лесу; он недалеко, около полутысячи шагов. Правда, по снегу. Хорошо ещё, что неглубокий. Желающих очиститься оказалось больше, чем можно было представить себе, если не обойти молчанием даже рыцарей, и вскоре по всему лагерю запылали костры.

Но, как и всё в этом мире, морозы не вечны, — постояв с неделю, ушли, решив не мешать королю наказывать бунтовщиков. Вовремя: уже подходили к концу запасы продовольствия, и не стало хватать корма для лошадей.

В середине марта 1229 года королевское войско пошло на приступ Беллема. Ров затянуло льдом — видимо, забыли осенью слить воду, и это облегчало задачу. К воротам не стали даже близко подходить — бессмысленно: мост поднят, за ним створки ворот и металлическая решётка. Поэтому штурмовать стали со стен; в ход пошли осадные лестницы и деревянные башни на колёсах. Но сколько ни пытались проникнуть внутрь крепости — всё безуспешно. Осаждённые лили на головы людей кипяток, горячую смолу, масло, швыряли с высоты камни, разбивавшие лестницы, поливали дождём из стрел.

День прошёл. Быстро стемнело. Наутро решено было вести подкоп под главную башню, оплот замка; рухнет она — и победа не за горами. Попробовали определить, в каком направлении башня стоит ближе всего к стене. Тщетно: каменный донжон стоял строго посреди крепости; строители предусмотрели возможность подкопа и исключили уязвимое место.

Однако это давало осаждающим простор деятельности: поди угадай, откуда начали рыть, коли расстояние везде одинаково? Поэтому пошли на обман: прикрываясь деревянными щитами, начали земляные работы в четырёх местах. Но защитники замка понимали: в действительности роют только в одном месте. В каком же именно, как угадать? И они распыляли свои силы на четыре стороны вместо одной, к тому же не забывали бороться с лестницами. Но против лучников они были бессильны, и меткие выстрелы вырывали из их рядов всё новых и новых воинов. Сами же они вели весьма неприцельную стрельбу: трудно попасть со стены в мишень, заслонённую к тому же щитом. Да и небезопасна такая стрельба: только выглянешь с луком из-за зубца стены, как уже летит в тебя стрела. Другое дело — узкие окна в стенах и башнях, иными словами — бойницы, но обзор отсюда ограничен, и тяжело попасть в цель, если только она совсем уж бесцеремонно не выставит себя напоказ.