Он не мог сказать ничего. У него не осталось слов. Возможно,и слез у него тоже не осталось.

Душевный подъем, охвативший Юрия, был настолько чужд егоожиданиям, его радость была столь удивительна, что он мечтал рассказать им,дать им знать о своих чувствах. Люди из ордена приедут забрать его. Счудовищным предательством было покончено. Они едут сюда, его братья и сестры, ион сможет раскрыть им свою душу, рассказывая об ужасах и чудесах, которыевидел.

Он даже не проводил их взглядом, когда они вышли. Он слышал,как они спускаются по винтовой лестнице, слышал отдаленный стук передней двери.Он также слышал тихие голоса внизу, прямо под ним.

Юрий медленно встал на ноги, прошел к лестнице и началспускаться по ступеням на второй этаж.

Стоявшая за станком, в тени, Тесса походила на громадноемолодое деревце. Руки ее были сжаты, она кивала головой, а Роуан говорила ейчто-то на латыни так тихо, что Юрий не мог расслышать. Затем Роуан расцеловалаженщину и быстро направилась к лестнице.

– До свидания, Юрий, – мягко сказала она, проходямимо него, и обернулась, держась рукой за перила. – Юрий, расскажи им все.Убедись, что дело мэйфейрских ведьм закрыто, – так, как это и должно быть.

– Все? – спросил он.

– А почему нет? – спросила она, странно улыбаясь.И тут же исчезла.

Юрий быстро взглянул на Тессу. Он забыл о ней за этинесколько мгновений. Тесса будет чувствовать себя несчастной, когда увидитСтюарта. Боже милостивый, как можно остановить ее, чтобы она не подняласьнаверх?

Но Тесса снова сидела за своим станком – или запяльцами? – и напевала что-то про себя.

Он подошел поближе, боясь потревожить ее.

– Я знаю. – Тесса смотрела на Юрия, радостно ипросветленно улыбаясь, круглое лицо сияло. – Стюарт умер теперь. Он ушел.Возможно, на Небеса.

– Она сказала тебе?

– Да. Она сказала.

Юрий выглянул в окно. Он не знал, что сможет разглядеть вполной тьме. Быть может, отражение в воде озера? Он не мог сказать. Но тут жебезошибочно различил огни фар отъезжающей машины. По темным просекам лесапромелькнули огни, и машина исчезла.

На миг он ощутил себя заброшенным и чудовищно беззащитным.Но они обещали позвонить ему и, разумеется, сдержат свое обещание. Возможно,они звонили уже сейчас. В таком случае не останется записи на аппарате в башне,связующей тех, кто приходил, и тех, с которыми должны уйти он и эта женщина.

Внезапно он ощутил необыкновенную усталость. Где здесь можетбыть кровать? Он хотел задать этот вопрос Тессе, но не стал спрашивать и простостоял, глядя на ее работу, слушая, как она тихо напевает. Когда наконец Тессавзглянула на него, она все так же улыбалась.

– Ох, я знала, что это случится, – сказалаона. – Я знала это всякий раз, когда глядела на него. Я никогда не зналаэтого наверняка с существами вашего вида. Раньше или позже вы становитесь всеслабее и меньше и умираете. Прошли целые годы, прежде чем я осознала, что ниодин из вас не избегнет такой участи. А Стюарт, бедняга, он был настолько слаб,что я знала: смерть может прийти к нему в любое время.

Юрий не сказал ничего. Он почувствовал сильное отвращение кней, настолько мощное, что должен был напрячь все свои силы, чтобы скрыть его,чтобы она не почувствовала никакого охлаждения, никакой обиды. Словно в туманеон вспоминал Мону, благоухающую, теплую и постоянно удивляющую окружающих своейэнергией, пламенной любовью к жизни. Интересно, а какими видит людей Талтос?Грубыми? Дикими? Животными, возможно обладающими непостоянным и опаснымочарованием? Такими, как львы и тигры?

Мона. Мысленно он ухватил прядь ее волос. Увидел, как онаповернулась, чтобы посмотреть на него: зеленые глаза, смеющиеся губы, слова,сыплющиеся быстро и совершенно очаровательно с американской простотой иобаянием.

Он никогда не чувствовал с такой уверенностью, что не увидитее снова.

Он знал, что это значит для нее, что семья поглотит ее, чточеловек с таким же характером, как у нее, внутри ее собственного клананеизбежно станет ее возлюбленным.

– Давайте не будем подниматься наверх, – сказалаТесса доверительным шепотом. – Пусть Стюарт останется мертвым водиночестве. Это правильно – вы так не считаете? После того как они умирают, недумаю, что для них имеет значение, что с ними делают.

Юрий медленно кивнул и оглянулся на таинственный свет застеклом.

Она стояла в темной кухне, испытывая восхитительное чувствосытости. Все молоко было выпито до последней капли, съедены и сметана, итворог, и даже масло. Вот что называют «подмела подчистую». О! Забыла ещекое-что: засунуть в рот ложку с тонкими ломтиками желтого плавленого сыра,полного всякой химии и краски. Ух, наконец-то прожевала все.

– Ты знаешь, дорогая, если окажется, что тыидиотка… – сказала она.

«Такой возможности даже не предвидится. Мама, я – твоя, и я– от Майкла. И совершенно определенно, я – это все, кто говорили с тобой ссамого начала, и еще я – Мэри-Джейн».

Она расхохоталась, совсем одна, да еще в темной кухне,прислонившись к холодильнику. А как насчет мороженого? Черт побери, она чуть незабыла!

– Хорошо, дорогая, я возьму, сколько поместится вруках, – сказала она. – Ты не смогла бы вытащить больше. И, полагаю,ты не пропустишь ни мельчайшей крошки…

О, ванильное! Пинты! Целые пинты!

– Мона Мэйфейр!

«Кто там меня зовет? Эухения? Не хочу говорить с ней. Нежелаю, чтобы она беспокоила меня или Мэри-Джейн».

Мэри-Джейн все еще была в библиотеке, с бумагами, которыеона вытаскивала из стола Майкла, – или это был стол Роуан, теперь, когдаРоуан снова вернулась к активной жизни? Не важно. Это все были медицинские июридические документы, а также бумаги, относящиеся к событиям, которыепроизошли всего три недели назад. Мэри-Джейн, которая успела лишь поверхностноознакомиться с несколькими файлами и историями, казалась совершенно ненасытной.История семьи стала для нее столь же привлекательной, как гора мороженого, еслиможно использовать такое сравнение.

– Теперь вопрос состоит в том, будем ли мы делить этомороженое с Мэри-Джейн по-родственному или хватать, кому больше достанется?

Хватать его…