– Ты говоришь, что я привыкну к этому. Я должна привыкнуть, но боюсь, Лазарро. Боюсь привыкать и пользоваться тем, что не моё. Я ведь знаю, что скоро моя жизнь снова вернётся в тот же ритм, каким он был до Америки. А если я привыкну, то впоследствии это разрушит меня. Я боюсь стать зазнавшейся стервой, которая готова будет продать себя любому козлу, ради вот такой роскоши. Я боюсь привыкать. Боюсь принимать это. Одежда куда ни шло, но вот такое… я никогда не смогу себе позволить путешествия и что-то подобное. Поэтому сейчас я даже порадоваться не могу твоему решению отдохнуть на этой прекрасной, невероятно чудесной и шикарной яхте. Как будто я недостойна этого, понимаешь? Моя семья едва сводит концы с концами, а я здесь шикую. Я обещала им присылать деньги, а даже ни разу не позвонила им, что уж говорить о деньгах.

Хмурая складка появляется у него на лбу. Чёрт…

– Нет. Нет, – хватаю его за руку, быстро мотая головой. – Ты не подумай, что я пытаюсь надавить на жалость или сделать что-то в этом духе. Я хочу, чтобы ты понял меня. И мне стыдно, что я порчу тебе настроение. Наверное, я лучше лягу спать. Был сложный день и, видимо, морально я очень устала, и мне нужно время для поиска баланса. Я не желаю, чтобы ты считал меня корыстной шлюхой. Это ещё один страх. Если я привыкну, то стану такой же, как Марта. И когда-нибудь я буду лежать в госпитале из-за твоих кулаков. Я буду избита и умирать, как Бруна, если привыкну к роскоши. Я боюсь многого и не хочу совершить новую ошибку. Прости меня, Лазарро, за то, что вывалила на тебя всё это. Прости.

Отпуская его руку, поднимаюсь с кровати и ищу глазами, где бы спрятаться. Я знаю, что мои мысли сейчас чересчур мрачные и очень незнакомые мне. Стыд и вина прожигают моё сердце. Я не сказала бы, что сильно скучаю по семье. Да, мне не хватает родителей, но не настолько, чтобы объяснить этим причину своего состояния. Вероятно, это просто последствие всего, что со мной случилось.

Ладони Лазарро ложатся мне на плечи, и он целует меня в макушку.

– Прими ванну и отправляйся спать, Белоснежка. Тебе, действительно, нужно побыть одной и понять, что никакая роскошь вокруг тебя не изменит. Я проверил это. Если бы так было, то я бы не хотел тебя с такой силой. Я бы не видел тебя здесь со мной. Подумай, почему ты отвергаешь то, что я могу дать. Свою цену за этот отпуск ты уже отплатила. Ты неплохо копаешь. – Он отходит, и свет над моей головой гаснет, остаётся гореть только светильник в ванной.

– Одежда твоя в шкафу. Я тебя не побеспокою…

И хочется крикнуть ему: «Не уходи. Побудь со мной. Подставь своё плечо прямо сейчас. Ты мне нужен. Я боюсь тебя потерять во всей этой жестокости, крови и роскоши. Не отпускай мою руку…». Но я молчу. И даже на эти слова нужна храбрость, которой сейчас у меня её нет.

Богатые люди умеют выживать. Кому-то достаётся огромное наследство с рождения, а кто-то зарабатывает сам. И только хищники, опасные и сильные, добиваются роскоши в своей жизни. Многим не хватает уверенности в своих силах. Некоторые боятся рисковать. Кто-то слишком застенчив и робок, чтобы мечтать о приличных деньгах, чтобы затем ни в чём не нуждаться. Мир роскоши и богатства – тот же дикий мир, где тебя ранят, и ты медленно умираешь, теряя всё, или где ранишь ты, продолжая идти дальше, или ты поднимаешься, выживаешь и снова бросаешь вызов. На это нужно много смелости. Для этого внутри нужно иметь крепкий, стальной стержень, который невозможно сломать. Лазарро именно такой. Ему досталось приличное наследство, но я уверена, что он всегда старался быть самодостаточным. Я не знаю, чем он ещё может зарабатывать, но он это успешно делает. Работает. И это не убийства. Он не убивает ради наживы. Он убивает, чтобы защищаться. Это его мир. Жестокий мир. Я сама видела, что люди порой не понимают слов, для них убедительнее выглядит дуло пистолета и пули. В этом мире нет места сожалениям и вине, нет места лучам солнца. Оно здесь искусственное. Но я другая. Да, я уже давно перестала быть той милой и воспитанной женщиной, которую, по воле случая, встретил Лазарро. Я изменилась, но порой боюсь этих перемен. Изменения не всегда во благо. Иногда они приводят тебя в тупик и словно оглушают, не позволяя двинуться с места. Ты стоишь и смотришь на разрушения, которые случились по твоей вине, и вспоминаешь о совести. Она всегда просыпается не вовремя.

Проснувшись, сначала не могу понять, где я нахожусь. Сажусь на кровати, прикрывая обнажённую грудь простынёй, и вижу невероятной красоты морские просторы. Солнечные лучи играют на воде, вызывая у меня на лице улыбку. Откуда-то слева до меня доносится приглушённый голос Лазарро. Замечаю распахнутые настежь стеклянные двери и поднимаюсь с кровати. Обматываюсь тонкой простыней и иду на его голос. Оказываясь на небольшой террасе, жмурюсь от яркого солнца. Зрение понемногу привыкает, и я вижу Лазарро, сидящего в одних лёгких брюках за столиком. Он говорит с Итаном, постоянно что-то записывая. Упоминает его имя и требует без каких-либо задержек решить какую-то проблему. Точнее, поставку товара. Не хочу сейчас думать, что за товар он ждёт или продаёт. Мой разум в эту минуту точно не думает об этом, а только тупеет от одного вида полуголого мужчины. Тихо приближаюсь к нему. Простыня волочится позади. Лазарро поднимает голову, и я улыбаюсь ему.

– Доброе утро, – шепчу я. Он быстро кивает мне, продолжая говорить по телефону.

– Нет, я не хочу завтра. Я хочу сегодня, Итан. Мне насрать на то, что погодные условия хреновые. Повлияй на них. Это твоя, мать её, работа, – рычит он в трубку, приветственно кивая мне. Медленно подхожу к Лазарро вплотную, и он отклоняется, слушая ответ Итана. Внимательно следит за мной, а я сажусь на колени, распахивая простынь, и накрываю ей нас обоих.

– Всё. Я в отпуске. Да, блять. В грёбаном отпуске, и ты мне мешаешь!

Целую Лазарро в шею, пробуя на вкус солоноватую кожу. Провожу языком по коже и прикусываю мочку уха.

– Ты мне, охренеть как, мешаешь сейчас. Не звони мне. Я обиделся на твою тупость. – Лазарро быстро отключает звонок и бросает мобильный на стол.

– Ты издеваешься надо мной, Белоснежка. Я наказан, – он издаёт приглушённый стон. Усмехаясь, выпрямляюсь, обнимая его за шею и придерживая простынь.

– Прости меня за вчерашнее. Я слишком переутомилась, и время наказания прошло. Ты просил научить тебя отдыхать, только вот есть проблема. Я сама не знаю, что это такое, поэтому буду действовать наугад. Ты же не против? – шепчу, скользнув кончиком носа по его.

– Белоснежка, я держусь из последних сил…

Отпускаю простынь и сползаю ниже. Мои пальцы пробегаются по его груди. Ногтями задеваю соски, вырывая из его горла шипение.

– Поощрение, Лазарро. Ты обещал мне поощрение, так что у меня карт-бланш, не так ли? – спрашиваю, встречаясь с его возбуждённым взглядом.

Он отклоняется на стуле, поднимая руки и позволяя мне делать то, что я хочу. Глядя ему в глаза, расстёгиваю брюки. Ладонью нащупываю член и массирую его.

– Я наказан ещё три часа и девять минут, – голос Лазарро хрипит.