Проступившие сквозь метель лохматые деревья заставили сердце бешено заколотиться. Это была Лаик! Лаик, где Ро Эпинэ провел полгода, неделю и еще полдня. Унар, не думавший ни о чем, кроме будущих войн и подвигов. Мятежник поневоле, ставший Первым маршалом неизвестно чего. Лжепроэмперадор, привезший в заброшенное поместье одноглазого офицера и дюжину солдат…

Проэмперадор с маршалом благополучно издохли, а вот унар воскрес, одновременно став отчаявшимся стариком.

– Спокойно, Эпинэ! – прикрикнул возникший сбоку Алва. Дракко ничего против бывшей школы оруженосцев не имел, но кэналлиец взял полумориска под уздцы. – Это просто Лаик.

– Спасибо, – хрипло поблагодарил Робер.

– Пустое. Некоторые места прямо-таки созданы, чтобы будить воспоминания, а конец детства в память врезается намертво. Меня здешние коряги тоже берут за горло, а ведь я был постарше большинства унаров.

– Я слышал. Ваша мать заболела…

– Мать не стала бы меня удерживать. Если бы отец вдруг ее спросил… Дело было в другом – я не успевал привыкнуть к отравам. Отцу требовался еще год, и он добился отсрочки, хотя мать в самом деле умерла.

– Жозина… Моя мать умерла, когда я вернулся в Талиг.

– Арлетта говорила… – Алва отпустил Дракко и внезапно сгреб плечо Робера. – Помните Моро?

– Рокэ!

– Наша память – такой же мориск. Поладишь – вынесет из любой западни, нет – убьет или, того хуже, бросит на дороге с перебитым хребтом.

Мориск памяти… А ведь он его видел! Золотого жеребца, мчащегося к недостижимому сквозь грозу. Или сквозь прошлое? Эпинэ вгляделся в искореженные веками и ветрами стволы, что помнили еще не святого Фабиана и еще не мертвых братьев.

– Почему Лаик? – с какой-то растерянностью спросил он. – Почему унаров загоняли именно сюда?

– Вам здесь не нравилось?

– Не помню… Странно, что сюда не лезут «бесноватые».

– Зато удобно.

У приоткрытых ворот торчала пара адуанов и пара «фульгатов». Люди Савиньяка и варастийцы пока не решили, нравятся они друг другу или нет, вот и выказывали бдительность и молодечество.

– Монсеньор, порядок, – немедленно доложил адуан с красным носом, которым тут же и шмыгнул. – Внутри порядок…

– А кто-то сомневался? – из снега вынырнул Валме. Еще один бывший унар и брат унаров, только Валмоны умирают в своих постелях.

– Ну, – замялся красноносый, – поглядеть-то надо было.

– Любознательность, как правило, похвальна. Капитан Уилер здесь?

– Нету! – радостно выпалил варастиец. – Не туды он поехал…

– Если считать нас высшей ценностью, несомненно, – согласился Ворон. Красноносый обалдел, Алва шевельнул поводьями, и Сона шагнула на мост, повторяя путь множества коней. Мориски и линарцы веками возили сюда мальчишек, а потом гоганам пришло в голову остановить Шар Судеб… Бросив под него Талиг.

Ветер налетел откуда-то сбоку, попытался сорвать шляпу, не смог, дерзко свистнул и отстал. В парке мело меньше, зато было темней, то есть еще темней, чем в поле. Сумеречный день кончался, как и год, унесший столько, что впору не всякому Кругу.

– Рокэ, – окликнул Валме, – ты еще не решил, где мы встречаем Излом? Не то чтобы я впадал в детство, но год надо проводить, то есть выпроводить. Мне он надоел: сплошные метания, причем во всех смыслах.

– Что не нравится Валмонам… – зачем-то пробормотал Робер, из последних сил пытаясь обуздать память. Совет, который дал Алва, был хорош, только всадник оказался не по лошади, вот та и понесла.

– Сейчас мне не нравится погода, – наморщил нос Марсель. – Ее убрать нельзя, но из нее можно убраться. Не перейти ли в кентер?

– Тебе – несомненно, – Рокэ слегка придержал Сону, пропуская пегую вперед. – Эпинэ, вы пока не размокли?

– Нет.

– Составите мне компанию? Хочу поздороваться с парком.

Адуаны давно уяснили, что Алва непрошеных стражей не терпит, а Готти на сей раз остался с хозяином. Несколько мгновений, и отряд пропал за кустами ставшего еще гуще белоягодника. Рокэ потер щеку и, не глядя на спутника, послал мориску вдоль внешней стены в обход центрального пруда. В тепло он не торопился, а нашедший графиню Савиньяк Уилер, который мог что-то доложить, еще рыскал по окрестным буеракам.

– Рокэ, – попытался отделаться от памяти Робер, – я сделал капитаном Лаик одного парня… Временно, само собой. Нужно было наводить порядок, а бедняга еще и без глаза остался. Валме говорит, из Лаик все ушли. То есть все, кого я сюда прислал.

– Гарнизон Лаик сопровождал Арлетту Савиньяк. На севере вашего капитана не обидят, но я бы на его месте стал тренироваться в стрельбе, одноглазый может бить без промаха.

– А сколько тренировались вы, чтобы… сбить плод абехо?

– Плод абехо сбивают исключительно по воле Бакры.

А ты думал, он признается? Ты бы еще про Ренкваху спросил! Это штанцлеры с джереми всегда готовы признаться в чужих благодеяниях и перевалить свои подлости на тех, кто под рукой.

– Забудьте!

– О чем?

– О чем хотите…

Смешавшийся с вечером снег, черные стволы, древняя стена. Что-то или кто-то качнул ветки, с глухим кошачьим шлепком обрушился мокрый снег. Дракко вздрогнул и прижал уши, но Сона спокойно шла вперед. Наверху опять прошелестело. Птица? В Лаике всегда гнездилось воронье, оно везде гнездится, только мальчишки птиц не боятся, мальчишки отважны. Сказками их уже не напугать, а потерь и углов, из которых не выбраться, для них еще нет. Лаик жила чужой юностью и прятала старость, тоже чужую.

– Узнаёте это место?

– Вроде бы… – Робер оглядел прилепившуюся к стене приземистую башенку со сперва зарешеченными, а потом и замурованными изнутри окнами. – Главный дом должен быть справа.

Дом с Валме, ужином и прошлым… Не будь метели, можно было бы разглядеть крышу, в которую вцепилось помилованное еще Дювалем деревце. Оно и теперь цело, было цело…

– И это все, что вы можете сказать? – возмутился Алва, освобождаясь от плаща. – Пред вами, чтоб вы знали, фамильная тайна, причем двойная – Алвы и Савиньяков.

– Фамильная тайна? – Робер с удивлением оглядел невзрачное строеньице.

– Ну да! Может же у нас быть фамильная тайна!

– Здесь вроде бы запирали провинившихся унаров, – припомнил Эпинэ, – но потом перестали. Еще до меня.

– Верно. – Рокэ легко вскочил на седло, ухватился за оконную решетку, добрался с ее помощью до здоровенного сука, прошел по нему до ствола и быстро полез вверх. Робер с недоумением следил за регентом Талига, но снег и сумерки позволяли разглядеть разве что смутный силуэт, который, успешно перемахнув на крышу фамильной тайны, внезапно пропал и столь же внезапно появился. Спустя минуту Рокэ уже был внизу с каким-то футляром.