Олег выслушал оскорбительную речь, не дрогнув лицом. Непопытался перебить. А слов про поединок и вовсе будто не заметил.

Чурила хотел было сказать – какие такие ещё мечи, раненвоевода, – но Мстислав шевельнул пальцами, и он промолчал.

Олег проговорил лениво:

– Много чести мне с тобой биться.

И исчезло, растаяв, видение двух сошедшихся сил. Только двачеловека, из плоти и крови, как и все стоявшие вокруг.

– Боишься! – закричал Улеб с торжеством. –Лжу защищаешь!

Олег всё так же спокойно пожал плечами: как хочешь, тебе жехуже. Вытянул из ножен широкий – в развернутую ладонь – длинный франкский меч иперебросил узорный черен в здоровую левую руку.

– Рубись правой, если хочешь, – с насмешкой сказалон Улебу. – Мне едино.

Забор княжеского двора трещал под тяжестью насевших. Людотаглядел на друга из дальнего угла, по-гусиному напрягая шею и в кровь кусаягубу. Пень еловый, ну что бы захватить с собой из кузни новенький, только чтосделанный, отточенный с бережением и любовью… а в рукоять вложить язык чёрнойзмеи, чтобы помог в единоборстве…

– Слышь, плечо-то пусти! – обернулся стоявшийвпереди. – Вцепился, клещ!

Князь Мстислав пристукнул по земле костылём.

– Когда так, пусть бьются.

И дали Улебу меч. Не последней выделки, но тоже бесскверный,не придётся после каждого удара выпрямлять его ногой. Улеб попробовал лезвиеногтём, взвесил меч в руке и ничего не сказал. Должно быть, остался доволен.

И стали они сходиться для боя – ладожский умелец ивоевода-вагир… Без щитов – одна рука нынче у Олега. А глаза у воеводы былисерые, как само море Варяжское под непогожим северным небом. Холодное,неприветливое море.

Вот сошлись. И первым, не стерпев, скакнул вперёд Улеб.Занёс меч без большого умения, но с силой и яростью – на двоих. Варяг спокойнопринял свистящий клинок, заставив ладожанина охнуть от боли, пронизавшейнапряжённые пальцы. Отвёл Улебов меч в сторону и тут же ударил сам, срезав смакушки соперника лохматую прядь. Улеб только мотнул головой. И вновь прыгнулна варяга, ухватив меч уже не одной, а двумя…

Долго ли, коротко ли бились, Звениславка не видела. Какприжалась к Нежелане, как спрятала лицо у неё на плече – так и сидела. Отжелезного лязга останавливалось сердце. Вот-вот прозвучит смертный крик одногоиз двоих. И свершится страшное, несправедливое – кто бы то ни был…

…когда вдруг донёсся до слуха хлёсткий удар, а следом –глухой шлепок и шум повалившегося тела. Люди заговорили все разом. Но смерти небыло. Она поняла это ещё раньше, чем открыла глаза посмотреть.

Улеб лежал лицом вверх, раскинув руки. Оглушённый. Меч,выбитый из ладони, валялся поодаль. Олег стоял над упавшим, и конец варяжскогоклинка подрагивал над Улебом, у горла. Олег по-прежнему держал его в левойруке. Правую он так и не пустил в ход.

Вот шевельнулся ладожанин, открыл глаза, глянул вверх иснова опустил ресницы: тошнёхонько… Во второй уже раз, вот так, униженный,побитый в неравном поединке, лежал он у чьих-то ног… и даже Боги, которых онзвал встать с ним за справедливость, выдавали, бессильные против чужеземца. Ине всё ли равно теперь, убьёт ли, спросит ли виру, назовёт ли снова рабом…

Усмехнись Олег, скажи что-нибудь – как есть бросился бы наего меч и кончил стыд с жизнью заодно. Но Олег молчал.

– Выкуп! Выкуп! – кричали два голоса. Сиплый,срывающийся – Людоты, и звонкий, серебряный – Нежеланы. Не знала Звениславка,что ходил в кузницу князь. Набила серебром тугой кошелёк и ещё загодя отдалаподруге: самой было никак…

Олег посмотрел на красавицу боярышню, улыбнулся ей. Потомглянул на растерзанного волнением коваля. А потом повернулся к самой княгине.Только слепой не подметил бы закушенной губы и стиснутых рук. И не был бы онвоеводой, если бы, сражаясь, не видел вокруг ничего, кроме вражеского меча. Ноне зря же свои словене всё чаще называли его Вещим, то есть – прозорливым и мудрым…

Всё ещё держа наготове клинок, он спросил у князей:

– По чести ли победа?

– По чести, – прогудел старый Мстислав. –Хочешь, отпусти за выкуп, а хочешь, так и убей.

А про себя разочарованно подумал: так ведь и не открылсяхитрющий вагир. Ничего не ответил на обвинение, жди теперь, пока сам надумаетсказать.

Улеб больше не открывал глаз. От меча, мерцавшего над лицом,веяло смертным холодком. Чего тянешь, собака, чего тянешь, не томи…

Но Олегу его смерть, знать, была не нужна. Другое держал науме… Поворотился к юной княгине и поклонился ей, утирая с лица кровь.

– Знаю, – сказал, – не обрадуешься, еслиубью. Бери, княгиня, без выкупа в подарок…

В полдень нагретые солнцем луга ещё источали медовые запахиотгоревшего лета, но по ночам холода покрывали траву серебряными цветами.Желтела понемногу листва на деревьях, и с каждым днём всё более нестерпимымогнём горела под остывающим небом река…

В один из таких дней вагиры стали собираться домой.

Олег не связывал свой отъезд со злополучной выходкой Улеба.По крайней мере вслух он об этом не говорил.

– Загостился я, княже, – только и сказалЧуриле. – Дело в Белоозере ждёт.

Помолчал и добавил:

– По санному пути дань повезу господину моему Рюрику.

Чурила внутренне напрягся, ожидая продолжения и страшасьего. Но варяг промолчал. Даже не посмотрел никаким особенным взглядом. Имало-помалу волнение отпустило, улеглось. Даже лёгкий стыд зародился в душе:эх, Радим тебе такой, Радим тебе сякой, а сам…

Снекку готовили в путь. Странно выглядела она на тихой реке,пришелица из чужедальней страны, с берегов вечно пасмурного моря и песчаныхостровов между серыми тучами и серой зыбью… Казалось, приложи ухо к смоляномуборту, и услышишь далёкий голос – голос прибоя…

Чурила смотрел на неё с берега и невесть почему вспоминалХалльгрима – таким, каким увидел его тогда, дождливой ночью в мерянском лесу.

– Скажи… – неожиданно для себя самого обратился онк Олегу. – Вот живут у меня Виглавичи с родом своим, ты их знаешь. А ты…ты и господин твой Рюрик… вы ведь тоже ушли?

Олег сложил руки на груди, опустил русую голову и долго неотвечал… На глазах старше и суровей стало его молодое лицо. А потом онзаговорил, глядя вдаль, и было похоже, что видел он перед собой вовсе не реку ине Урманский конец на том берегу. Глухо прозвучал его голос:

– Земля наша, князь, велика и дивно прекрасна… Щедро иласково наше море, хлебородны нивы, не знающие ни жары, ни жестокого мороза.Широки наши леса, и не перечесть в них красного зверья. Много племён кормитнаша страна, многим даёт кров и одежду… Слыхал ли ты, Чурила, о короле франковпо имени Карл?