— …по всем… правилам… — я не показываю своего облегчения, — ты должен… мне… объяснить…

— Я похож на того, кто соблюдает правила? — в равнодушии проскальзывает эмоция: не удивление, не негодование… любопытство?.. нет…

— Нет, — признаю я сиплым шёпотом. — Но… ответь… Пожалуйста.

Ответь-ответь-ответь!

— В обмен на убийство потенциальных избранных рода Аран культ Бездны убрал, заменил на лояльных и перевербовал агентов, следивших за нашей деятельностью в Эёране.

В его голосе почти нет эмоций. Нет интонаций, свойственных старым архивампирам. Не слышна скука уставшего от долгой жизни существа.

Он слишком спокоен.

Так повлияло невероятное долголетие? Или бестелесная сущность?

— Неправда! — я стараюсь выглядеть измученно и дерзко одновременно: всё же дерзость обратила на себя внимание вампира. — Я видела воспоминания убийц моей семьи: они пришли не потому, что я потенциальная избранная наследника. Их целью были менталисты рода. Почему? За что?

— Мне показалось, я ясно дал понять, что нам за это просто заплатили…

От этой безапелляционной прагматичности подкатывает тошнота, но я сосредоточена на голосе, выискиваю в нём эмоции:

— Не думай о себе и своём роде слишком многого, драконессочка. И спрашиваешь ты совсем не того: не занимаюсь я подобными мелочами. И имени бы твоего не знал, не запугай ты моих суетливых слуг.

— Мелочами?! — вспылить получается естественно: внутри всё переворачивается от такого пренебрежения. И всё же, спасибо урокам дедушки, я сохраняю трезвость сознания, чтобы превратить «всплеск негодования» в повод продолжить разговор. — Как ты можешь считать мелочью жизнь целого рода? Мы последние драконы-менталисты, мы… мы… да как ты можешь?!

Каждый миг его молчания — это ощущение надвигающейся катастрофы.

«Ответь!» — молю я.

— Мне говорили, что ты умная. Но тебе свойственны все ошибки мало живущих, невозможность смотреть на происходящее с высоты. — Его голос вдруг смягчается. — И эти восхитительные реакции тела: учащённый пульс, горячая кровь, страсть и боль. Ты такая живая… Это трудно имитировать, несмотря на все старания.

Опять в интонациях проскальзывают эмоции — едва уловимые, неясные…

Я живая. С реакциями тела.

А у высшего вампира, если верить тому, что о них вроде бы точно известно, настоящего тела нет, лишь сгусток магии, имитирующий плоть… Его эмоции из-за этого притуплены. Он не просто спокоен — он, наверное, не может чувствовать в том же широком спектре, что остальные существа, даже архивампиры с их похожими на человеческие телами.

Так что в голосе, во всём, что высший сказал мне до этого, наверняка есть эмоции, просто они непривычно блёклые. Я не умею их так тонко различать.

Пока не умею.

Изобразив слабость, опускаюсь на колени: я же живая и должна чувствовать нестерпимую боль.

Хрипло дышу. Выдавливаю слово за словом:

— Значит, вам… просто… заплатили? Вам, высшему вампиру, просто… заплатили за уничтожение моего рода?

Оскорбится ли он?

— Какая разница? — нет, не оскорбляется: высший снисходителен. — Твой род в любом случае уже уничтожен, и ты сама скоро умрёшь, если останешься здесь. Ответ на свой вопрос ты получила, убить меня не можешь, так что прояви благоразумие — уходи. Преследовать не буду. У меня к тебе кровной мести нет.

Сосредоточение на его голосе не мешает удивиться:

— Я убивала Неспящих, неужели ты это простишь?

— Неспящие — инструмент. Все инструменты ломаются, если их применить к чему-то слишком твёрдому. Я не в обиде, скоро все вампиры Эёрана станут Неспящими. Иди, пока не стало слишком поздно.

Ещё больше снисходительности… Высший поворачивается к руке бога в своих ладонях, смотрит на миниатюрный серебрящийся порез. Смотрит не жадно, нет; у него странное выражение лица.

— Скажи мне своё имя, — прошу я. — Я должна знать…

— Не должна. — На этот раз звучит почти раздражение. Высший склоняется к божественной коже. — Я Альгал-Тар. Последний король истинного Дрэнта. Прямой потомок лича Нергала.

Нергал до превращения в бога был личем. Меня будто ледяной волной окатывает: его пьёт его же потомок!

Альгал-Тар присасывается к ранке.

Я — волевым усилием отринув панику — к воспоминаниям о разговоре с ним.

Никуда я не уйду: я должна понять это невообразимо древнее существо и найти его звук Смерти.

Воспоминания о разговоре — это всё, что у меня сейчас есть. Их я могу повторять бесконечное количество раз. Каждую фразу, жесты, соотносить их между собой, начало разговора анализировать с учётом сказанного в конце.

Я сосредотачиваюсь.

Погружаюсь в память.

Слушаю и смотрю.

Пытаюсь понять, какие эмоции испытывает Альгал-Тар, что из себя представляет.

«А ты наглая».

«Я ничего тебе не должен… Я похож на того, кто соблюдает правила?»

Но, хотя сказал, что не должен и не соблюдает, он мне ответил.

И выражение его лица — на нём отражаются эмоции. Не так, как обычно у всех существ, и не так, как у хорошо контролирующих себя менталистов. Приходится подумать, прежде чем осознаю: если у менталиста мимические мышцы дёргаются в попытке отразить эмоцию, и этот импульс подавляется, то у Альгал-Тара словно наоборот: нет естественной реакции мимики, импульс для неё появляется с запозданием.

Осознанная имитация.

«Ты такая живая… Это трудно имитировать, несмотря на все старания».

Так он старается показать себя обычным? Но зачем? В память о прошлом теле или… Или безэмоциональность слишком отталкивает, поэтому неудобна для главы ордена? Ведь он в некотором роде зависит от своих «инструментов» Неспящих, контролировать их только силой проблематично, проще удерживать тех, кто подчиняется по доброй воле, из симпатии к лидеру.

«Альгал-Тар. Последний король истинного Дрэнта. Прямой потомок лича Нергала».

Гордится ли он своим происхождением от ставшего богом?

Вновь и вновь переслушиваю представление, вглядываясь в лицо Альгал-Тара в этот момент.

Гордится… кажется, этим он гордится. И раздражён? Трудно превзойти предка, умудрившегося превратиться в бога.

«…прояви благоразумие — уходи. Преследовать не буду. У меня к тебе кровной мести нет».

Он ведь не лжёт. Ему всё равно, скольких Неспящих я убила, уйду или останусь.

Альгал-Тар выше всего этого и равнодушен к ордену, но: «скоро все вампиры Эёрана станут Неспящими» — он не равнодушен к судьбе вампиров в целом. Он ведь горд тем, что скоро все станут такими!