вынуждавшая занимать оборонительную позицию, вела к расширению территории обществ наряду с ростом населения. Хотя захваты чьей-то земли, не говоря уже о людях, живших на ней, редко происходили у бродячих охотников-собирателей, племенные общества обнаружили, что добыча может многократно увеличиться, если воинственная группа присоединит плодородную территорию и оставит в живых ее жителей. Фактически, как только люди начали жить в более крупных (по сравнению с общинами охотников-собирателей) обществах, которые могли развалиться после повторяющихся набегов, полное уничтожение чужой группы редко становилось целью или результатом столкновений в прошлом[923]. В этом свете большая часть истории прошлого века, например представление нацистов о мире без евреев или стремление ИГИЛ[924] уничтожить мусульман-шиитов, тем более выглядит отклонением от нормы[925]. В Библии утверждается, что все мужчины, женщины и дети, принадлежавшие к хананеям Содома и Гоморры, были убиты, но, как свидетельствуют данные генетических исследований, они являются предками современных ливанцев[926].

Полное уничтожение людей не имеет смысла, учитывая стимул получить выгоду от завоеванного населения. Почти так же, как рабство может оказаться экономически более прибыльным, чем убийство людей, при покорении такой же расчет применялся и к поглощению целых обществ, от которых можно было на постоянной основе получать дань или рабочую силу. Ни у одного вида животных, за исключением человека, не наблюдается ничего, даже близко напоминающего такой захват колоний. Он отсутствует у муравьев, для которых капитуляция с последующим покорением невозможна. У всех видов муравьев существует только два варианта обращения с военными трофеями: захват рабов или полное уничтожение проигравших, и в этом случае каннибализм – обычное явление, так же как было и у людей[927].

Охотники-собиратели в локальных группах не были способны добиться успеха в завоеваниях, но это могли сделать деревни. Не то чтобы все племенные общества прибегали к присвоению территорий. Индейцы Тихоокеанского Северо-Запада отправлялись далеко для захвата рабов, но редко (если такое вообще случалось) получали управление над чужим народом и его землей. В отличие от них племя, культура которого была связана с экспансией и господством, чаще всего сражалось с обитателями территорий, прилегавших к их собственной, как из-за того, что враждебно настроенный сосед представлял бо́льшую угрозу, чем находившийся далеко, так и потому, что людей в близлежащих владениях было проще контролировать. Победителей, использовавших такую тактику, называют вождеством, а их лидера – вождем.

Вождества никогда не были ничем иным, как меньшинством среди обществ. Тем не менее исследователи-европейцы наталкивались на сотни вождеств, и некоторые из них включали многие тысячи подданных. Например, на бо́льшую часть территории на востоке Северной Америки предъявляли права вождества, известные выращиванием кукурузы и возведением земляных курганов. Однако не каждое вождество зависело от земледелия. Например, калуса Флориды представляли собой вождество оседлых охотников-собирателей.

Вождества стали поворотным моментом, таким же важным для прогресса обществ, как и эволюция маркеров идентичности. Никаких цивилизаций не существовало бы без принципа, введенного вождествами после неолитической революции: покорение чужих обществ, вместо разгрома, полного разорения, обращения в рабов или убийства.

Для того чтобы завоевывать других, деревне требовался эффективный лидер. Несмотря на то что, как отмечалось ранее, руководство племенем обычно было слабым, иногда человек мог снискать известность. Такая фигура, названная антропологами «бигмен» (как и в случае вождей, чаще всего это были мужчины), обычно приобретала последователей, продемонстрировав качества превосходного воина. В Новой Гвинее, где племена постоянно конфликтовали, было (и по-прежнему есть) много бигменов. В зависимости от того, с какой угрозой сталкивался их народ, влияние таких лидеров могло меняться, а потом они могли исчезнуть. Я уже рассказывал о бушменах ≠ау//еи, которые на протяжении истории переходили почти непосредственно от локальных групп к обществам бигменов и обратно. Если существовал кажущийся риск, что соседи ударят первыми, «большие люди» могли перейти к методам грубой силы, которые применяются многими альфа-самцами шимпанзе, но у нашего вида они вели к гораздо более серьезным последствиям[928]. В подобной ситуации бигмен мог казаться незаменимым для координации многих людей, которые молчаливо соглашались стать единым роем ради укрепления «мы-группы» для ведения войны, как сформулировал это социолог Уильям Самнер.

Бигмен мог стать вождем, получив контроль над другими деревнями. Это не всегда происходило за счет захвата врагов. Временами он насильственным путем превращал в постоянный союз то, что первоначально представляло собой справедливый альянс между дружественными автономными деревнями, объединившимися для борьбы с общим противником. Такой хищный человек потом мог захватить целый регион в качестве основы для дальнейшего расширения своих владений[929]. Сильные вождества стали поглощать когда-то независимые деревни и в конечном итоге другие вождества целиком, и численность населения в них достигала десятков тысяч человек и больше.

Лишь немногие вождества просуществовали долго. Для того чтобы вождество сохранилось, его вождь должен был подавлять мятежи на протяжении длительного периода времени. Как бигмену, слабому вождю приходилось и дальше завоевывать уважение своих людей, а их вера в него нечасто сохранялась долго и редко автоматически распространялась на его детей. Для вождя выигрышным делом было сыграть на страхе людей перед нападением, поддерживая продолжение битв. Тем не менее в конечном итоге вождество должно было сохраниться и в мирные времена, а для этого требовалось, чтобы положение вождя и его избранных наследников было прочным. Наследуемый статус существует у некоторых животных: самка пятнистой гиены или павиана занимает социальное положение ее матери. Что касается людей, то поддержке лидера на протяжении долгого времени может способствовать психологическая склонность людей рассматривать существующее положение дел как правильное. Демонстрация власти составляла основную часть работы, и история экстравагантного одеяния королевских особ берет начало с головных уборов первых вождей. В наши дни наиболее притесняемые люди склонны считать, будто высокое положение других гарантировано, и предполагают, что важные люди умны и компетентны[930]. Это, возможно врожденное, убеждение, вероятно, могло сформироваться в процессе эволюции для защиты людей от импульсивных попыток свергнуть могучего человека и таким образом подвергнуть себя опасности, что объясняло бы, почему люди, сосредоточенные в поселениях, всегда были восприимчивы к диктаторам, автократам и представлениям о дарованном Богом праве. Вера в то, что лишь божество имеет власть над лидером, гарантирует его господство.

Сохранение контроля над многими людьми, особенно когда они принадлежат к множеству групп, всегда было трудным делом[931]. Для того чтобы расширяющееся вождество продолжало функционировать, побежденных, хотя их, возможно, в некоторой степени дегуманизировали, не могли опорочить так, как рабов. Их прежняя идентичность не была полностью утрачена. Многие оставались на своей земле с семьей и своим сообществом, и такое положение предоставляло возможность для роста их численности, в отличие от большинства рабов. Тем не