— Они не опасны, Кэт… Пока не опасны… Но стоит толькосмешать их в определенных пропорциях и приготовить экстракт… Я убил на эточетыре года. Я добивался разных эффектов. А потом в десятки раз увеличивал дозыкомпонентов…

Так вот чем занимался Снегирь в своей мастерской, когда неписал обнаженку, сухие цветы и зимние пейзажи… Так вот откуда эти постоянныемертволицые латиносы… Я сжала спинку кресла так, что побелели костяшки пальцев.

— Ты боишься? — ласково спросил Снегирь. — Тывсе еще готова идти до конца, Кэт?

— Конечно, — я поборола тошноту и позволила себеулыбнуться Лаврухе.

— Этот старый хрыч, Аркадий Аркадьевич Гольтман,пригласил меня в феврале. Ванькина наводка, он обожает прикидываться экспертом.Ванька тогда был занят, поэтому поехал я. И сразу понял, что ей цены нет, этойкартине. Ты ведь тоже поняла это, когда увидела ее. Тогда я не знал еще, чтоэто Лукас Устрица, я только потом догадался об этом. Когда увидел заколку наплаще Девы Марии. Старику не повезло: он был специалистом по барокко и ни чертане смыслил в Северном Возрождении… Я прокололся только один раз — если,конечно, не считать Жеки… Я ляпнул старику, что это никак не меньшепятнадцатого века. Старик страшно загорелся — уж больно хороша была Мария… Ты —ты! — была хороша… Так вот, он сказал, что сейчас в Питере на каком-то тамсимпозиуме должен быть один голландец, специалист по пятнадцатому веку.Херри-бой, кто же еще… Наш пострел везде поспел.

Херри-бой! Так вот почему в его паспорте стояла февральскаявиза… Какая же я дура, черт возьми! Херри-бой был самым безобидным персонажемво всей этой истории, а я умудрилась навешать на него всех собак…

— Можешь себе представить, если бы этот хмырь увиделДеву Марию? Плакала бы моя доска…

— И ты сделал это.

— Точно. Я опробовал свой экстракт. Умная девочка. Дозабыла не смертельной, но старику хватило… У него было слабое сердце.

— Но почему…

— Почему он так прикипел к картине? Это же не простобыстро разлагающийся на свету яд. Он вызывает очень сильныегаллюцинации. — Снегирь осклабился. — Эротического характера. Воттак-то, душа моя. Никаких порнокассет не надо.

— И что же ты сделал?

— Ничего. Просто принес с собой небольшую бутылочку. Исмазал ею некоторые участки картины. Я бы сказал — интимные. Об эффекте тебекрасочно поведал племянничек. А ты потом — мне, как соучастнику. Продолжать?

— Конечно, — я облизнула пересохшие губы.

— Потом наш друг Быкадоров. Это только вы, двевлюбленные дуры, не знали, чем он занимается. А мы поняли друг друга, кактолько раздавили первую бутылку водки. А потом я написал его портрет, передкоторым ты просиживала часами…

— Так это ты навел Быкадорова на коллекцию?

— Твой покорный слуга, — Снегирь тряхнул головой ищелкнул каблуками. — Он и раньше выполнял кое-какие заказы для меня. Ворон был от бога, что и говорить… А потом мы с Ванькой Бергманом…

— И Ванька?

— Нет, что ты… Честнейший человек, не чета нам с тобой.Он не знал ничего. Просто реставрировал кое-какие доски. Вот и все. Быкадоровэту картину подмел. И принес ее мне в зубах. Больше ничего меня неинтересовало.

— И вы встретились у Жеки, которая сидела за городом?

— Ну, не к тебе же было его везти. Ты-то всегда дома.При галерее. А я вообще числился в Псковской области, если ты помнишь…

— Помню.

— А мне, грешному, очень хотелось посмотреть, какдействует моя настоечка на здоровую мужскую особь. Кое-что подправил, кое-чтоприбавил. Травы злого Христа на пару унций больше, травы Тлальтекутли на паруунций меньше. Что из этого получилось, ты видела сама.

— Такты…

— Ну да, я смазывал поверхность картины. Эффект как отэфира или эфирных масел, только площадь охвата гораздо более широкая.

— Я не почувствовала никакого запаха…

— Это же ацтеки, Кэт. Мистическая культура, древние рецепты.Все выветривается в течение десяти минут максимум. И концов не найдешь. Кстати,если бы эти лохи догадались провести экспертизу…

— То что? — От признаний Лаврухи у меня кружиласьголова.

— То ничего бы не нашли. Сечешь поляну? Абсолютноеоружие.

— А одежда? Почему он был без одежды?

— Сам сбросил. Я же говорю, в основе — голый эротизм.Плюс колоссальная нагрузка на сердце. Плюс боязнь открытых пространств… Забыл,как называется…

— Агорафобия, — загробным голосом подсказала я.

— Точно. Целый букет. Я перед тем, как уйти, одеждуподобрал. Думал, пивка попью и через полчаса вернусь. Взгляну на дело руксвоих. Так нет же, Жеке приспичило вернуться с дачи во внеурочный час. Сиделаже до этого безвылазно… Чуть в дверях не столкнулись…

Теперь мне стало ясно, почему картина исчезла с чердака,куда спрятал ее мнительный Иосиф Семенович. Ее нашли, потому что ее искали.Нет, не так: ее нашли, потому что искали именно ее…

— …Потом ты прикатила. Я даже не думал, что мне так стобой повезет.

— Конечно, Снегирь. Я же сука. Я всегда хотеларазбогатеть, а не сидеть во вшивой галерее и периодически выставлять вшивыххудожников.

— Не дразни меня, Кэт, — снова повторил Снегирь.

— Но зачем ты убил его, Снегирь?

— Видишь ли, твой хахаль Быкадоров был совсем не глуп.Он несколько лет работал с антиквариатом и частными коллекциями. Он сразу жеопределил реальную стоимость картины. Начались склоки из-за доли. Он непонимал, что эту картину нельзя так просто реализовать: ни у нас, ни зарубежом. И потом, уж слишком он был своенравен…

Это точно, Снегирь.

— Сидел у кое-кого бельмом в глазу. Ты меня понимаешь,Кэт? Ты же сама от него пострадала…

— А Титов? Зачем ты убил Титова? Мы же получили деньгиза картину. Сумасшедшую сумму… Чего ты этим добивался?

— Денег никогда не бывает много, правда, Кэт?

А когда он купил картину, а потом еще и ты пристроилась кнему на правах сестры-близнеца девушки с портрета… Вот это была настоящаяудача, Кэт! Вот это был фарт! Я уже давно пас его. Независимо от картины…

— Ты?! Пас?

— Ну да. Я ведь не только работал с Быкадоровым… Но ивыполнял поручения… м-м… солидных людей. Деликатного свойства.

— В морду эфиром?

— Не утрируй, Кэт. Словом, мне намекнули…

— Чтобы ты убрал его.

— Скажем так, подсадил его сердчишко. К нему было неподобраться. Два покушения — и все псу под хвост.

— У него был профессиональный телохранитель, — явспомнила Жаика и запоздало попросила у него прощения.