Я взяла другую книгу – «Obeliscus Pamphilius»[41] Кирхера и открыла ее. На форзаце стояла размашистая подпись Мэтью.

– Перво-наперво я порылась в здешней библиотеке и в доме на Пикеринг-Плейс. Было бы нелепо покупать книги, которые уже есть у Мэтью, – пояснила Фиби. – Книжные вкусы Мэтью весьма обширны. На Пикеринг-Плейс я нашла первое издание «Потерянного рая», а здесь – первое издание «Альманаха Бедного Ричарда», подписанное Франклином.

– Пикеринг-Плейс? – переспросила я, продолжая водить пальцем по завиткам подписи Мэтью.

– Дом Маркуса возле Сент-Джеймсского дворца. Насколько понимаю, это был подарок Мэтью. Он жил там, пока не построил этот дом. – Фиби поджала губы. – Конечно, у Маркуса свои воззрения. Политика и все такое. Но я считаю недопустимым, чтобы «Великая хартия вольностей» или один из первых экземпляров «Декларации независимости» находились в частных руках. Уверена, ты со мной согласишься.

Я оторвала палец от страницы. Над черным пятном в том месте, где стояла подпись Мэтью, мелькнуло его лицо. Фиби выпучила глаза.

– Прошу прощения, – пробормотала я, возвращая чернила на бумагу, где они снова превратились в подпись. – Нельзя заниматься магией в присутствии теплокровных.

– Но ты же не произнесла никаких слов и не написала заклинание, – растерянно проговорила Фиби.

– Некоторые ведьмы могут осуществлять магические действия и без заклинаний.

Памятуя слова Изабо, я не стала вдаваться в подробности. Фиби такое объяснение вполне устроило, и она закивала:

– Да. Мне нужно еще столько узнать о существах нечеловеческой природы.

– Мне тоже, – сказала я, тепло улыбаясь кандидатке в вампирши.

Фиби ответила осторожной улыбкой.

– Тебя ведь интересуют иллюстрации в трудах Кирхера? – спросила Фиби, осторожно раскрыв другой толстый фолиант.

Это был его трактат о магнетизме «Magnes sive De Arte Magnetica»[42]. Гравюра на титульном листе изображала высокое развесистое дерево с плодами знания. Они были связаны вместе, что намекало на их общее происхождение. Сверху, из вечного мира архетипов и истины, на него взирало Божье око. На ленточке, вьющейся между ветвями и плодами, красовалось латинское изречение: «Omnia nodis arcanis connexa quiescunt». Перевод таких изречений был делом головоломным, поскольку их смысл намеренно усложнялся и запутывался. Но большинство ученых сходились во мнении, что слова эти относятся к скрытым магнитным воздействиям. Кирхер считал их основой единства мира. В переводе изречение звучало так: «Все предметы находятся в покое, соединенные тайными узлами».

– «Все они молчаливо ждут, соединенные тайными узлами», – произнесла свою версию Фиби. Кто «они»? И чего они ждут?

Фиби даже поверхностно не была знакома с идеями Кирхера о магнетизме, я уже не говорю о глубоких и систематических знаниях, а потому совершенно по-иному перевела смысл латинского изречения.

– А почему один из четырех кружков больше? – задала новый вопрос Фиби, указывая на центр страницы.

Три кружка располагались наподобие треугольника вокруг четвертого, внутри которого находился немигающий глаз.

– Сама толком не знаю, – призналась я, читая латинские надписи под рисунками. – Глаз символизирует мир архетипов.

– То есть происхождение всех вещей. – Фиби пристальнее вгляделась в гравюру.

– Как ты сказала? – У меня открылся третий глаз, и слова Фиби Тейлор вдруг стали мне интересны.

– Архетипы – это изначальные паттерны. Смотри: здесь изображен подлунный мир, небеса и человек, – сказала она, по очереди касаясь кружков, окружающих архетипический глаз. – Каждый связан с миром архетипов – их точкой происхождения. Вдобавок они связаны между собой. Изречение намекает, что мы должны рассматривать цепи как узлы. Не знаю, годится ли мое объяснение.

– Очень даже годится, – прошептала я.

Степень моей уверенности возросла. Афанасий Кирхер и книжный аукцион на вилле Мондрагоне были теснейшим образом связаны с чередой событий, которые вели от пражских безумств Эдварда Келли к последнему из вырванных им листов. Отец Афанасий почти наверняка знал о существах нечеловеческой природы. Либо знал, либо сам был одним из них.

– Древо Жизни само по себе является мощным архетипом, – рассуждала вслух Фиби. – Оно описывает взаимоотношения между частями сотворенного мира. По этой же причине создавались генеалогические древа родов. Они прослеживали все линии до истоков.

Появление историка искусства в семье было неожиданным бонусом как с исследовательской точки зрения, так и по причине бесед на общую тему. Наконец-то будет с кем поговорить о загадочных изображениях минувших веков.

– Ты ведь знаешь, насколько важны древа познания в научных схемах. Правда, не все они отличаются такой глубиной охвата, – огорченно вздохнула Фиби. – По большей части это простые схемы с несколькими рядами ответвлений, вроде дарвиновского Древа Жизни из его «Происхождения видов». Представляешь, во всей книге – всего одна схема. Очень жаль, что Дарвин не удосужился нанять смышленого художника, как сделал Кирхер. Не все же исследователи еще и художники.

Узловатые нити вокруг меня, которые до сих пор молчаливо ждали, вдруг зазвучали. Но чего-то недоставало. Некоего мощного соединения, до которого я почти дотянулась, если бы…

– А где все? – спросил заглянувший в столовую Хэмиш.

– Доброе утро, Хэмиш, – тепло улыбнулась демону Фиби. – Леонард поехал встречать Сару и Фернандо. Остальные… где-то.

– Привет, Хэмиш, – пробасил подошедший к окну Галлоглас. – Ну что, тетушка? После сна чувствуешь себя лучше?

– Гораздо лучше, – ответила я, продолжая внимательно смотреть на Хэмиша.

– Он пока не звонил, – тихо ответил Хэмиш, поняв мой молчаливый вопрос.

– Доброе утро, Диана. Привет, Хэмиш. – Изабо вплыла в столовую, подставив демону щеку для поцелуя, и Хэмиш послушно ее поцеловал. – Ну как, Диана? Фиби отыскала все нужные тебе книги? Или надо продолжить поиски?

– Фиби проделала просто фантастическую работу, причем так быстро. Но, боюсь, мне и дальше понадобится помощь.

– Для того мы здесь и собрались. – Изабо махнула Галлогласу, чтобы шел в дом, затем внимательно посмотрела на меня. – Твой чай совсем остыл. Марта сейчас принесет новый. Потом расскажешь, что́ от нас требуется.

Марта не замедлила появиться. Она принесла мятный чай, в котором, в отличие от крепкого черного, налитого Фиби, совсем не было кофеина. К нам присоединился Галлоглас. Допив чай, я потянулась к конверту и вытащила два пергаментных листа с иллюстрациями. Хэмиш присвистнул.

– Эти листы еще в шестнадцатом веке были вырваны из Книги Жизни – старинного манускрипта, нынче известного в научном мире как «Ашмол-782». Осталось найти третий, с изображением дерева. Он отчасти похож вот на эту гравюру. – Я показала титульный лист кирхеровского трактата о магнетизме. – И найти третий лист нам нужно прежде, чем это сделают другие, то есть раньше Нокса, Бенжамена и Конгрегации.