Хозяюшка Джунипер меня успокаивает, подливая в чашку своего отвара. Упрашивает меня перемолвиться парой фраз с Шубкой-Чертополохом, который говорит на нашем языке, только немного писклявым голоском. У меня такое чувство, что я схожу с ума. Хозяюшка Джунипер просит меня прилечь и отдохнуть, но мне это не под силу. Голова гудит от хаоса мыслей. Арфа. Миссия. Брокк. Ливаун. Надо было пойти с ней. Нельзя было отпускать ее одну. О чем я только думал? Шубка-Чертополох подходит ко мне и ласково похлопывает по ноге маленькими тонкими пальчиками. Шторм кладет голову мне на колени. Но я не могу успокоиться. Может, вернуться ко двору, разбудить Арку и сообщить ему скверные новости? Или отправиться в лес и попытаться отыскать ребят? Если кто-то из них там сейчас умирает в ожидании помощи, я никогда себе этого не прощу.

Наконец, снаружи до нашего слуха доносятся шаги. Брокк выглядит как сама смерть, да и Ливаун немногим лучше. Насколько я понимаю, мы все еще можем вернуться ко двору к рассвету, хотя и в самый последний момент. Арфа у них в каком-то заурядном чехле. Ливаун клянется, что она настоящая. У них все получилось. Миссия, которая так часто казалась мне гиблым делом, увенчалась успехом. Я едва могу в это поверить.

Хозяюшка Джунипер велит им сесть, кормит и поит. Она перевязывает лодыжку Ливаун, которая у нее явно болит. Брокк необычно спокоен. Я не досаждаю ему вопросами. Сейчас важно только одно – доставить арфу в срок.

Ливаун говорит что-то о том, который сейчас час, о том, как быстро прошел день и большая часть ночи, на что Брокк отвечает ей не менее странно в том духе, что все тщательно спланировано, и мы вернемся в точности когда надо. Все это бессмысленно, поэтому я выхожу, седлаю лошадей и подвожу их к двери в дом. Хозяюшка Джунипер возвращает наше оружие. Я ее благодарю, вспоминая, как она впервые оказала мне услугу, и как грубо я тогда себя вел. Она просидела со мной до глубокой ночи, чтобы составить компанию, и, вероятно, не дала мне совершить какой-нибудь идиотский поступок.

– Ты хороший человек, Нессан, – тихо говорит она, – ступай, счастливого пути. И присматривай за друзьями.

По настоянию Брокка арфу повезет он сам, привязав к спине. Ливаун предлагает отдать инструмент ей, но он противится, отвечая, что действует в соответствии с наставлениями: ему велено сделать по-своему и везти Арфу Королей самому. Я не спрашиваю, ни кто отдал им инструмент, ни как они его вывезли, ни откуда известно, что он настоящий. Не спрашиваю, почему они так задержались. Думаю, у нас еще есть время доставить арфу ко двору, но лишь в самый последний момент, поэтому ошибиться нельзя. Интересно, а Брокк не уснет прямо на лошади?

– Ливаун, – говорю я, когда мы выезжаем, – нам с тобой спать нельзя.

– Можем петь, – предлагает она, – например, какой-нибудь марш, только не для пешего, а для конного похода.

– Или рассказывать истории, – вступает в разговор Брокк, по меньшей мере, демонстрируя, что он слушает.

– Дау, – обращается ко мне Ливаун, – ты помнишь песню, которую пел у стены, когда я выдохлась и не могла продолжать? Давай исполним ее.

Она заводит песнь о рыбаке и женщине в тюленьем обличье. Несколько мгновений спустя ей начинает тихо подпевать Брокк. Скакать на коне в ночи само по себе трудно, не говоря уже о том, чтобы при этом еще и петь, но я делаю, что могу. Когда мы заканчиваем, Ливаун говорит:

– Неплохо. Может, еще одну?

Она смотрит на небо. Неужели уже светает?

– Нет, – говорю я, – давайте лучше расскажу вам историю, которую услышал от Хозяюшки Джунипер. Вам надо услышать ее до возвращения ко двору.

И я рассказываю им историю о короле, у которого было двое сыновей. О брате умном и брате недалеком. А когда называю имя Фелана, Брокк внезапно осаживает коня, заставляя сделать то же самое и нас с Ливаун.

– Фелан… – повторяет он. – Можно было догадаться! Между ними есть что-то общее. Фелан рожден стать друидом и не по годам мудр. Он человек спокойный и вдумчивый. И намного больше подходит для избранной им жизни.

– Но при этом мог бы стать гораздо лучшим королем, чем его брат, – вставляет слово Ливаун.

– Он сделал свой выбор, и выбор этот наверняка дался ему нелегко, – говорит Брокк.

– Ашллин на это намекала, – замечает Ливаун. –   Ей запретили говорить об этом, но она выдала тайну, когда играла с сыновьями Тоссака. Я должна была раньше понять, что ее так огорчает. Девочка зовет его Волфи и до сих пор страшно по нему скучает. Здесь осторожно: дорога мало того, что неровная, так еще и залита водой.

– Брокк, – отваживаюсь спросить я, – а друиды могут отпустить Фелана, чтобы он стал королем? Он же провел в ордене всего несколько лет. Верховный Друид, должно быть, знает, насколько ужасен Родан. Могут они ради него отступить от правил?

– Вступая в орден, – говорит Брокк, – человек отказывается от прежней жизни. Так говорят в неметонах. Это примерно то же, что змея, сбрасывающая свою шкуру. Прошлого больше нет, и будто даже никогда не было. А их орден чрезвычайно строг. Сомневаюсь, что они вообще когда-либо думали о том, чтобы отступить от правил.

– Сурово, – отвечаю я, жалея, что чего-то такого нельзя сделать с моим собственным прошлым.

– А что если он потом возвысится до немалых высот, и ему придется покидать неметоны, чтобы советоваться со светскими правителями? – спрашивает Ливаун. – Некоторые могут помнить его по прошлой жизни. И как быть с его семьей? Как они должны вести себя при случайной встрече? Игнорировать друг друга?

– Полагаю, что к тому времени он станет настолько искушен в мудрости и традиции, что мастерски справится с любой ситуацией. И поведет себя вежливо, но беспристрастно.

Мы некоторое время едем молча. В какой-то момент нам приходится остановиться, чтобы дать отдых и себе, и лошадям. Если Брокк спешится, то сесть обратно в седло ему будет тяжело. Я бы хотел повезти арфу вместо него – на его лице явственно заметно напряжение, – но точно знаю, что он отвергнет предложение. А Ливаун? Сколько она уже не спала? Может, мне заставить их устроить привал? Но небо меняется, скоро начнет светать и нам надо ехать дальше.

– Ливаун, – зову я.

– Что?

– Ты и сама знаешь, о чем я тебя хочу спросить.

– Что я собираюсь делать, когда мы окажемся на месте, да? И, насколько я понимаю, не только каким путем доберемся до ритуальной площадки, но и как незаметно доставим арфу?

По ее голосу чувствуется, что она на грани, и ее железный самоконтроль вот-вот даст сбой. В том, как бежит время, действительно есть что-то странное, и этого вполне достаточно, чтобы выбить из колеи даже самого спокойного человека.

– Нам будет полезно знать твой план, если он существует, – говорю я, – по моим подсчетам, мы будем на месте незадолго до рассвета. Арку будет высматривать нас до самого последнего момента, заняв место в задних рядах толпы, чтобы, с одной стороны, увидеть нас, с другой, следить за ритуалом. Мы вряд ли проскользнем незамеченными с тремя лошадьми и арфой, не говоря уже о нашей одежке, совсем не подходящей для такого случая.