Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По указаниям той же руки, которая вывела и Россию на путь обновления, Ковалевский успел посеять семена уважения к русскому имени в славянских странах, не совсем заглохшие, может быть, и теперь, как ни велики и ни удачны были последующие усилия врагов нашего влияния на юго-востоке Европы к их уничтожению. Да и не одно это сделано было Е. П. Ковалевским на новом посту. Мы не имеем, к сожалению, ни малейших официальных данных для указания объема его служебной деятельности и принуждены ограничиться немногими фактами, которые открываются в скудных намеках его формуляра или остались в воспоминаниях его сослуживцев. Так мы узнали, что основания айгунского трактата с Китаем, определившие нынешние границы наши с этой империей, подготовлены были им заранее с таким предвидением всех возражений и знанием дела, что они значительно облегчили и упрочили его заключение. Заслуга Ковалевского по этим важным переговорам награждена была в 1860 году пожалованием 3000 десятин земли в Самарской губ. Не можем не упомянуть также о слухах, более чем правдоподобных, которые связывают его имя с первым планом исправления нашей степной азиатской границы. Достоверно известно, что замечательная экспедиция в Кашгар снаряжена была нашим Географическим Обществом по мысли и плану Ковалевского.
В течение 8-ми лет Ковалевский состоял в звании помощника председателя этого Общества. Кашгарская экспедиция и собственный богатый запас сведений Ковалевского о наших границах с Туркестаном приготовили то положение, которое мы теперь занимаем в Средней Азии, и указала роль России в тех странах.
В 1861 году Ковалевский был уволен от должности директора азиатского департамента и назначен сенатором с оставлением в звании члена совета министерства иностранных дел, где голос его имел важное значение до последних дней.
Со всем тем политическая его карьера теперь кончилась.
За два года перед тем возникло Общество вспомоществования нуждающимся литераторам и ученым – литературный фонд. Общество это сделалось любимым детищем Ковалевского с самого его основания. Он был его душой, представителем перед властью и публикой, советником во всех фазисах его сравнительно недавнего, но уже не безынтересного существования. Теплое участие Ковалевского в делах Общества было опять выражением того высокого значения, которое он признавал за людьми науки и искусства в государстве. Создавая, вместе с сочленами своими и вкладчиками фонда, материальную точку опоры для нуждающихся литераторов – он имел еще в виду выразить, как не раз говорил нам, глубокую свою признательность за лучшие минуты в жизни, доставленные ему русской ученой и художественной литературой, и за те чистые наслаждения, мог бы он прибавить, которые он сам испытывал, в качестве одного из ее деятелей.
Нам остается еще сказать несколько слов о личном характере Егора Петровича. Это далеко не самая легкая часть нашего очерка, потому что вообще у русских тружеников внутренняя их жизнь всегда бережется тщательно от всех глаз, и открыть ее – дело не легкое. Мы и не беремся за подобное разыскание, а только пометим некоторые из наиболее выдающихся сторон этого характера, которые обращали на себя невольно внимание всякого, несколько мыслящего человека.
Пылкое сердце, настойчивость и упорство в принятом решении составляли несомненную принадлежность характера покойного. Они, как легко можно убедиться из всего сказанного нами, доставили ему значительное общественное положение, но они же и были главными причинами испытанных им огорчений и неудач в свете и на службе. Он сам знал и силу, и слабость этих свойств своей природы и всемерно старался ограничить в себе те проявления их, которые плохо