Евгеническое движение вновь набрало силу. Соединенные Штаты пошли дальше всех. Сотни и тысячи людей были изолированы от общества под весьма сомнительными предлогами, а десятки тысяч – насильственно стерилизованы. В штате Нью-Йорк, на Лонг-Айленде, существовал Евгенический архив, возглавляемый Чарльзом Давенпортом и Гарри Лафлином (оба фигурируют в моем романе). Одна из глав в книге Лафлина называлась «Образец евгенического закона о стерилизации». На основании ее текста в нескольких штатах было принято соответствующее законодательство. Дело Кэрри Бак, в котором Гарри Лафлин выступал экспертом, – это реальный судебный процесс. Ни разу не видев этой женщины, Лафлин написал о необходимости ее стерилизации. В составленный им список тех, кто подлежит изоляции и стерилизации, включены и эпилептики, хотя он сам страдал эпилепсией.

В 1933 году немецкий рейхстаг принял «Закон о предотвращении рождения потомства с наследственными заболеваниями», почти целиком основанный на модели Лафлина. Сам Лафлин удостоился почетной степени в Гейдельбергском университете за свой вклад в науку о расовой чистоте.

Концепция высшей арийской расы, ставшая государственной политикой Германии, тоже впервые появилась не на немецкой земле. За несколько десятилетий до этого в Калифорнии культивировались идеи о превосходстве светловолосых и голубоглазых людей нордической расы – расы господ. Все это щедро финансировалось филантропическими организациями, такими как фонды Карнеги, Рокфеллера и Гарримана. Фонд Рокфеллера также финансировал немецкую евгеническую программу, включая и изучение близнецов, проводимое Йозефом Менгеле, пока тот не перенес его в Освенцим.

Как известно, расовая политика нацистов закончилась для них Нюрнбергским процессом, где рассматривался геноцид и преступления против человечества. В числе прочих были предъявлены обвинения о жестоком обращении с людьми в период, предшествующий началу войны в 1939 году. Эти зверства стали возможны благодаря американской программе насильственной стерилизации «никчемных». На процессе обвиняемые пытались защищаться, хотя и безуспешно, ссылаясь на калифорнийские евгенические организации. В Англии в 1931 году парламентарий-лейборист Арчибальд Чёрч представил еще один законопроект о стерилизации пациентов с определенными душевными заболеваниями. Закон так и не был принят, но «добровольная» стерилизация в принудительном порядке наверняка проводилась. В любом случае изоляция больших групп людей, проводимая на основе законодательства 1913 года (этот закон не был отменен вплоть до принятия в 1959 году Закона о психическом здоровье), эффективно предотвращала нежелательные браки и скрывала от глаз общественности всевозможных «непригодных».

Персонажи и местоположение

В этом романе действуют как реальные, так и вымышленные персонажи. Элинор и Мейбл целиком придуманы мной. Ряд второстепенных персонажей – сторонников евгенического движения – реально существовали. К их числу относятся Гарри Лафлин, Чарльз Давенпорт, Рокфеллер-младший, Леонард Дарвин, Мэри Стоупс и Маргарет Сэнгер. Эдвард имеет некоторое сходство с сэром Сирилом Бертом, известным в то время евгенистом и психологом, работавшим в сфере образования. Но я изменила столько всего связанного с ним, что поневоле была обязана вывести его под другим именем. Происхождение Эдварда, его роль во время войны и его личность целиком являются плодом моего воображения. Эдвард пересмотрел свои воззрения на евгеническое движение (в реальном мире бывает, что известные люди меняют свои взгляды), однако настоящий сэр Сирил всю жизнь оставался сторонником евгеники. Мой герой фальсифицирует результаты данных, касающихся приемных детей. После смерти сэра Сирила Берта выяснилось, что он якобы фальсифицировал данные по исследованию близнецов, чтобы подкрепить ими свою теорию о наследовании умственных способностей. Более ранняя его работа, которая не подвергалась сомнению и на основе которой была выстроена система средних школ в Англии, а также его методика проверки умственных способностей в одиннадцатилетнем возрасте были встречены с большим одобрением и принесли ему рыцарское звание. Однако методология, применяемая им в исследованиях, тоже подверглась сомнению. В лучшем случае его обвиняли в поспешности, а в худшем – в халатности и даже в намеренном искажении ряда данных, хотя подобные обвинения остаются недоказанными.

Колония, описанная в моей книге, тоже вымышленная, но имеет своим прототипом реально существовавшую колонию. Я дала ей другое название и изменила местонахождение, поскольку настоящая колония по-прежнему существует, хотя и перестала быть колонией, превратившись в школу для детей с серьезными случаями эпилепсии. Я признательна работникам этого места, благосклонно встретившим меня и открывшим мне свой архив. В реальной колонии действительно существовали Младенческий замок (правда, он был закрыт в 1923 году как не отвечающий необходимым требованиям для проживания малолетних детей) и центр Красного Креста для контуженных ветеранов Первой мировой войны. Колония, выдуманная мной, представляет собой скорее смесь колонии и психиатрической клиники, поскольку я уверена, что настоящая колония была более светлым и радостным местом, чем моя, хотя и там имелись свои особенности. В колонии жили те, чьи когнитивные способности были нарушены лишь в незначительной степени и чей коэффициент умственного развития соответствовал минимальному уровню. Те же, у кого он был ниже, не считались пригодными для проживания в колонии. Родители могли свободно забрать своих детей из колонии, но, как ни печально, большинство родителей не следовали примеру Элинор.

Я провела обширное изучение материалов по другой местной колонии, закрытой в 1990-х годах, а также приюта для душевнобольных. Это были страшные материалы, от чтения которых разрывалось сердце. Я прочла о маленькой девочке, мать которой сказала ей, что оставит ее в детском доме всего на ночь, а утром заберет. С тех пор прошло более семидесяти лет. Несчастная женщина по-прежнему находилась в стенах заведения, так больше и не увидев своей матери. В папках с делами пациентов мне встречались их рисунки, и каждый – повествование о печальной, забытой жизни, зримо лишенной любви и семейной заботы. По ним можно было составить представление об отношении персонала к пациентам: в лучшем случае равнодушное, а в худшем – неприязненное, раздражительное и жестокое. Я почувствовала желание извлечь из забвения жизни этих пациентов и показать, что их помнят. И потому эту книгу я отчасти написала и для них.

Положение евгеники в наши дни

Евгеническая философия пользуется поддержкой и в наши дни, когда требуются аргументы против тех, кто принял решение родить детей, зная, что эти дети появятся на свет с генетическим нарушением или инвалидностью. Но понятие инвалидности само по себе спорное; состояние, которое один человек может считать инвалидностью, другой воспринимает просто как некоторое отличие. Мы научились проводить предымплантационную диагностику эмбрионов и получили возможность предсказывать, какой из них окажется более умственно развитым. Таким образом, мы можем выбирать, какой из эмбрионов отвергнуть.

Некоторые общества и правительства имеют совсем иную точку зрения по сравнению с той, что принята в Британии и Америке, и считают, что интересы личности должны подчиняться интересам нации. Такие страны стремятся улучшить состав своего населения посредством евгенических принципов. Их программа существенно расходится с нашей нынешней идеологией.