стараются показать, что им нечего скрывать. Если проехать после наступления темноты через населенный средним классом пригород, то можно увидеть множество семей в не прикрытых занавесками окнах гостиной или столовой, делающих их похожими на золотых рыбок в аквариуме. За некоторым исключением, современные американцы до сих пор избегают окружать свои дома заборами и живыми изгородями, во всяком случае такими, которые могут полностью скрыть дом от чужих глаз. В некоторых городах такие изгороди даже специально запрещены.

В Америке есть одна профессия, где, по сравнению с остальными, особенно очевиден вызванный эгалитарными причинами страх человека показаться злоупотребляющим уединением, в данном случае естественным и необходимым; это профессия университетского преподавателя, которая в наши дни в высшей степени ориентирована на эгалитаризм. Ни один из преподавателей не стал бы отрицать, что лучше всего заниматься интеллектуальным трудом, и в частности постоянным написанием академических статей, – а это то, чего от него в Америке ожидают в большей степени, чем в каком-либо ином месте, – когда никто не мешает тебе сидеть за столом, не отвлекает от занятий и не наблюдает за тобой. Но одна из отличительных особенностей американского университетского кампуса состоит в том, что двери кабинетов преподавателей и профессоров открыты настежь. Если, спеша закончить работу, кто-то из них с тяжелым сердцем решает закрыть дверь, он делает это с острым чувством вины, оправдывается перед студентами и коллегами перед тем, как сделать это, а кроме того, вешает на дверь записку с извинениями.

Иногда может случиться так, что заведующий кафедрой, обеспокоенный тем, что преподавателей отвлекают от работы их разговорчивые студенты и коллеги, рекомендует придерживаться принципа закрытых дверей. Но почти никто не может решиться на это, ведь мотивы его поступка сразу начнут обсуждать за его спиной.

Чтобы по достоинству оценить значение этого обычая, следует учитывать, что почти в каждом американском университете ожидается, что преподавателя можно найти в его кабинете каждый день с 9 до 17 часов, даже если в этот день у него нет лекций и семинаров. Принуждение к открытым дверям затрагивает значительную часть времени, когда он может заниматься интеллектуальным трудом.

Осторожная попытка выяснить мотивы этой фобии по отношению к частной жизни приводит к обнаружению глубоко укорененного желания не быть неравным, не считаться гордым, скрытным, необщительным и даже слишком продуктивным, – короче говоря, желания избежать зависти кого-нибудь другого, кто недостаточно дисциплинирован, чтобы работать, и только рад отвлечься от своих занятий. Совсем недавно деликатный вопрос о социальной психологии частной жизни, включая проблему закрытых дверей в американской культуре, анализировали Барри Шварц и Эдвард Т. Холл[459].

Эта особенность повседневной жизни американцев проливает свет на многие другие мотивационные комплексы американской демократии и американского общества; однако сейчас нам следует рассмотреть ее в ином контексте, в контексте сравнительной культурологии и, кроме того, в контексте философии.

Мартин Бубер и кибуцы

Начнем с того, что может показаться парадоксом: созданный Джорджем Оруэллом в романе «1984» жестокий портрет коллективизма показывает государство, запрещающее всякое подобие частной жизни и желание уединиться, которые считаются тяжелым преступлением. С другой стороны, в трудах такого известного своим идеализмом философа, как Мартин Бубер, мы находим места, где он призывает к контролю за частной жизнью и ее искоренением, правда, это должно быть добровольным. Двадцать лет назад, когда в кибуцах еще не выросло новое поколение и они могли считаться зародышем будущей коммунальной структуры, Мартин Бубер написал, со ссылкой на эти эгалитарные общины, фразу, правдоподобие которой возрастает в свете вышеизложенных американских особенностей. Согласно Буберу, реальная проблема выживания кибуцного движения связана не с отношениями индивида и идеи, а также не с отношениями индивида и общины или индивида и его работы, а с межличностными отношениями. Под этим Бубер не имеет в виду что-либо столь простое, как утрата частной жизни при переходе от маленького кибуца к большому:

«Я имею в виду то, что не имеет никакого отношения к размеру коммуны. Это совсем не вопрос приватности… Это скорее вопрос открытости. Настоящая община не обязательно состоит из людей, постоянно находящихся вместе, но она должна состоять из людей, которые именно потому, что они являются товарищами, имеют доступ друг к другу и всегда открыты друг для друга. Настоящая община – это такая, в которой каждый фрагмент ее бытия обладает, по крайней мере потенциально, всеми свойствами общины»[460].

Если сравнить эти предложения с практикой кибуцного движения и с его первоначальными усилиями уничтожить любую частную жизнь, можно увидеть, что – по вполне понятным причинам и с наилучшими намерениями – имеет в виду Бубер: сообщество равных, где никто не должен никому завидовать, нельзя обеспечить лишь отсутствием собственности; требуется, чтобы его члены владели друг другом в чисто человеческом смысле (не в сексуальном, как предполагал, например, Платон). У любого человека всегда должно быть время для любого другого, и всякий, кто сохраняет свое время, свои свободные часы и свою частную жизнь, выключает себя из жизни общины.

Таким образом, теперь мы видим, что, когда идеальное состояние равенства достигнуто и все, чем можно было владеть совместно, давно коллективизировано, всегда останется что-то, что послужит причиной для зависти и, следовательно, будет представлять опасность для общины; достаточно просто существовать во времени и пространстве в качестве индивида и частного лица, чтобы вызывать раздражение. Кроме того, существует обратная ситуация: в таких группах могут быть индивиды, пользующиеся исключительной популярностью и уважением, чей совет и одобрение все хотят получить и с которыми все хотят общаться. Такие люди могут вызвать зависть у тех, к кому никто не заходит.

Требование Бубера о том, что каждый должен быть постоянно доступен, является ключевым для эгалитарного утопического сообщества, свободного от зависти. Оно постулирует общество, полностью лишенное власти. Любая иерархия, а также любое эффективное разделение труда предполагает, что люди должны иметь возможность распоряжаться своим временем, вплоть до чрезвычайно бережливого отношения к нему. Именно с этим связаны самые большие сложности в жизни кибуцев.

Сама по себе постоянная доброжелательная доступность – это одна из наиболее привлекательных черт характера. Но совершенно невозможно, чтобы каждый священник, психотерапевт, врач, адвокат или работодатель был в буквальном смысле всегда доступен для каждого. Обобществление времени индивида, к чему стремятся многие утопии, – это абсурд. Но то, что это является необходимым условием, если человек продолжает стремиться к «настоящей» общине, т. е. к форме жизни, не предусматривающей никакой частной собственности, демонстрирует всю тщету этого желания.

Ревность в группе

Итак, проблема зависти ярче всего проявляется в случае, когда человек хочет жить уединенно и стремится