Но на пороге стояла группа генералов и полковников в форме.«Наверное, из министерства, пришли папу поздравлять, ведь он столько летпроработал в уголовном розыске», – подумала Тамара, лучезарно улыбаясь.Жаль, что они не застали отца, но ему все равно будет приятно, что о нем незабыли.

– …такое известие… – доносилось до нее как будтоиздалека, – …решили, что нельзя по телефону, нужно лично… в больницу…скончался сразу… ничего нельзя было…

Отец был уже очень старым, и Люба с Тамарой готовы были ктому, что это может произойти в любой момент, и вот этот момент настал, а ониоказались совершенно не готовы. Они обе сидели, обнявшись, и горько рыдали, амужчины в форме с генеральскими и полковничьими погонами неловко топталисьвокруг них, не умея утешить, но от всей души желая быть полезными и хоть как-топоддержать.

– Насчет похорон вы не беспокойтесь, Совет ветерановвсе организует, министерство все оплатит, и транспорт будет, и место на хорошемкладбище…

Господи, разве это важно? Теперь у них столько денег, чтовсе будет организовано в лучшем виде и в кратчайшие сроки – только плати. Нонет, это важно, это очень важно для папы, который отдал службе в рядах МВД неодин десяток лет. Он и умер как настоящий воин, как офицер, стоя на трибуне. Нев больничной палате, не в старческой скомканной постели, а глядя в глаза своимтоварищам. Отец умер достойно и похоронен будет достойно.

После похорон отца Тамара задумчиво сказала Любе:

– Знаешь, когда умирают твои ровесники, то возникаетощущение, что у тебя больше нет будущего. Вот когда Гришу убили, у меня былотакое чувство, что у меня отняли все те годы, которые я собиралась прожитьвместе с ним. Наверное, когда не стало Коли, ты испытывала то же самое.

– Да, – подтвердила Люба.

– А когда умер папа, который был рядом всю мою жизнь,все мое прошлое, у меня возникло чувство, что у меня это прошлое украли.Странно, правда?

– Да нет, ничего странного. На протяжении всей жизни унас постепенно отнимается прошлое и будущее, и в конце концов остается толькотот момент, в котором мы живем. Наверное, некоторые философские течения именноэто и имеют в виду, когда утверждают, что реален только текущий миг, потому чтопредыдущий миг уже прошел и существует лишь в воспоминаниях, а последующий мигеще не наступил и существует только в ожиданиях и мечтах. Воспоминания иожидания субъективны и зыбки, а текущий миг реален, но быстротечен, мы даже невсегда успеваем его зафиксировать. Впрочем, о чем это я?

Люба рассеянно посмотрела на сестру, не замечая, как по лицупотекли слезы. Ей вспомнились слова отца о том, что, когда его не станет, междуего дочерьми и смертью больше не будет преграды и некому будет их защитить. «Мы– следующие», – подумала Люба. Ей стало зябко, словно смерть уже дохнулана нее.

* * *

– Вот так всё грустно, – заключил Ворон. –Мне почему-то Головина ужасно жалко. И вроде бы он у нас с тобой не главныйгерой, и вообще характер тяжелый, а жалко. Как ты думаешь, Камешек, ему сейчастам как? Не холодно?

– Я думаю, ему хорошо, – очень серьезно ответилКамень. – Жизнь он прожил красивую, достойную, ничем себя не замарал,подлым не был, так почему ему должно быть плохо?

– А как ты думаешь, рай и ад есть?

– Не знаю, дружок, но если есть, то Николай Дмитриевичточно не в аду, не за что ему там быть. А уж если нет, тогда ему просто хорошо,летает его душа над дочерьми и радуется, что они живы и благополучны. Ты негрусти, Ворон, это нормальное течение жизни. Люди рождаются для того, чтобыпрожить сколько-то лет и умереть, по-другому не бывает.

– Да я все понимаю, – кивнул Ворон, – но всеравно почему-то ужасно грустно. Даже когда мама Зина умерла, я так не грустил,не говоря уж об Анне Серафимовне.

– Ну, это-то понятно, Анна Серафимовна умерла, когда мывсего несколько лет от сериала посмотрели, ты к ней еще привыкнуть не успел.Мама Зина тоже не зажилась. А с Головиным-то мы с тобой эвон сколько лет бок обок прошагали, почитай, без трех лет полвека, он нам уж почти как родственникстал. Конечно, ты печалишься, да и я горюю. При всех своих капризах он все-такибыл хорошим человеком.

– Знаешь, Камешек, ты не обижайся, но я слетаю кбелочке на пару часов, развеюсь, а то у меня слезы прямо в горле стоят – дотого я расстроился. Принести тебе чего-нибудь вкусненького?

– Да где ж ты возьмешь вкусненькое-то в феврале? Нигденичего нет и теперь до лета не будет.

– А я у белочки попрошу, она запасливая, у нее всегдаесть чем поживиться.

– Неудобно, – засомневался Камень, – у нее итак детей много, ей бы их всех прокормить, а тут еще я нахлебником объявлюсь.Нет, не нужно. Ну, если только пару орешков, только потверже, со скорлупкой,чтобы я мог похрустеть.

– Сделаем! – пообещал Ворон и полетел развеиватьпечаль.

– Видать, хорошие у тебя до сих пор зубы, – донеслосьдо Камня. – Не то что у меня.

Змей! Ну, наконец-то!

– Явился, – проворчал Камень, изображаянеудовольствие, – не запылился. Где тебя носило?

– Это неважно. Важно, что я вовремя появился.

– Почему это…

– Ты меня не перебивай, у меня времени – всегонесколько минут, не успею тебе сказать – сам же потом жалеть будешь, –быстро проговорил Змей. – Я буквально на полчаса к тебе вырвался, мнесрочно нужно возвращаться. В общем, слушай внимательно: когда наш крылатыйОрфей будет спрашивать, где ему в следующий раз смотреть, попроси его залезть вдвадцать пятое мая две тысячи пятого года.

– Зачем? Что там такое?

– У-у-у, там такое – не пожалеешь! Это ни в коем случаенельзя пропустить.

– А как я ему объясню, почему именно в двадцать пятоемая? Я же не могу сослаться на тебя.

– Скажи, что в этот день произошло крупномасштабноеотключение электричества в некоторых районах Москвы. Свет погас, транспортвстал, компьютеры квакнулись, люди в лифтах застревали. Скажи, что тебеинтересно.

– А откуда я знаю про отключение?

– Да мало ли! Ты вспомни, может, вы какой-нибудь сериалраньше смотрели, в который этот период попал. Или просто знаешь, и все. Воронже не может помнить, о чем он тебе за все тысячи лет рассказывал, а о чем нет.Скажи, что он же и рассказал, а ты запомнил. Некогда мне тут с тобой лясыточить, мне важно было успеть прорваться в момент, когда Ворон слиняеткуда-нибудь. Всё, мил-друг, пополз я. Только ты ему вели про всех в этот деньпосмотреть, особенно про Аэллу. Можешь даже прямо к ней послать, чтобы нераспыляться понапрасну.

– А как я объясню…

– Придумай сам что-нибудь, – голос Змея началудаляться, видно, он и впрямь очень спешил. – До встречи, дорогой.