– Спокойной ночи, Маргарет, – улыбнулась Виктория.

– Спокойной ночи, Чарльз. – Наклонившись, Маргарет поцеловала сына, а затем строго взглянула на него. – Я действительно очень надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Чарльз.

– Конечно знаю, мама, – заверил ее он.

Маргарет кивнула и вышла из комнаты.

Вошел Феннел с чаем.

– Феннел, а где Гаррисон? – спросила у него Виктория.

– Он уже уехал в вашем автомобиле.

– Господи! Он, видно, разозлился по-настоящему! И мне придется немало лебезить, замаливая свои грехи!

– К утру он отойдет. Если хочешь, можешь переночевать здесь, – предложил Чарльз.

– Нет, лучше мне вернуться сегодня вечером и попробовать навести мосты по горячим следам, – улыбнулась она и скорчила гримасу.

– Тогда я чуть попозже отвезу тебя, – снова предложил Чарльз.

– Спасибо, Чарльз, – ответила она.

В тот вечер Арабелла была в своей спальне, когда услышала смех на улице. Подойдя к окну, она увидела, как через передний двор идут Чарльз с Викторией. Виктория села в машину Чарльза. Встревоженная, она прислушалась: Чарльз с Викторией залились смехом после какой-то шутки, после чего Чарльз завел мотор. Арабелла в смятении наблюдала за тем, как они проехали через двор и скрылись на подъездной аллее.

Когда Гаррисон спустился к завтраку в Океанском уголке, выглядел он сконфуженным. Он сел за стол, а служанка налила ему кофе и сразу вышла.

Виктория смотрела на него холодно и с любопытством.

– Ты вчера ушел в ужасной спешке.

– Знаю. Я очень разозлился.

– Ясное дело, если бросил меня таким вот образом. Очень негалантно с твоей стороны!

– Перестань, Виктория. Ты же сама ненавидишь, когда к тебе относятся не как к независимой женщине.

– Я понимаю, но ты забрал эту мою чертову машину! И оставил меня с моей независимостью, но без транспорта!

– Я знал, что кто-нибудь из конюхов доставит тебя обратно, – сказал Гаррисон.

– Собственно говоря, Чарльз был настолько любезен, что отвез меня сам.

– Прости меня! Но если бы я не ушел в тот самый момент, я бы наговорил такого, о чем потом бы долго жалел.

– Кому наговорил? Мне?

– Да, и еще Чарльзу. Что он творит, выгоняя крестьян с земли? Это ужасно!

– Слушай, Гаррисон, я не хочу запускать все по второму кругу. Вчера вечером ты совершенно ясно высказался по этому поводу.

– Как и ты!

Виктория опешила.

– Прости, Гаррисон, но я не собираюсь быть одной из молчаливых маленьких женушек, которые одобрительно кивают на все, что говорит их муж, только потому, что это их муж! И ты это знал, когда женился на мне. А еще я была очень раздосадована тем, каким образом ты говорил со мной перед своими близкими.

– Ты была раздосадована? Тогда представь себе, что чувствовал я! Когда ты так открыто выступила против меня на глазах у них всех, на глазах у Чарльза!

– О, вот теперь все ясно! – закивала Виктория, откинувшись на спинку стула. – Теперь мы наконец добрались до сути проблемы. Ты так разозлился, потому что я встала на сторону Чарльза!

– Это действительно расстроило меня. Ты же сама знаешь, что произошло когда-то между мной и Чарльзом…

– Но я думала, что это осталось в прошлом! Отношения между вами сейчас стали намного лучше.

– Это так… но вчера вечером все нахлынуло с новой силой. То, как он повел себя. Эта его безжалостная жестокость, когда он не думает ни о ком – только о себе и своих желаниях. – На лице Гаррисона появилось выражение презрительного отвращения.

– Прости меня, Гаррисон, но мне Чарльз нравится, и я не собираюсь выступать против него только потому, что ты в чем-то сомневаешься. И ты действительно не имел права предъявлять ему претензии в делах, к которым не имеешь отношения.

Гаррисон вздохнул:

– Я не хочу ломать копья вокруг этого. И не хочу, чтобы это вызвало проблемы между нами.

Она встала и, подойдя к нему, обняла.

– Вот и не создавай проблем.

Он кивнул, но на лице его по-прежнему осталось выражение тревоги.

Чарльз остановил свой автомобиль перед Океанским уголком. Взяв с сиденья рядом с собой футляр для ювелирных изделий, он поднялся по ступеням и позвонил в дверь. Через минуту ему открыл дворецкий.

– Миссис Армстронг дома? – спросил Чарльз.

– Да, ваша светлость. Я сейчас узнаю, может ли она вас принять.

– Это Чарльз? – крикнула Виктория из гостиной. – Заходи, Чарльз!

Чарльз прошел в гостиную.

– Здравствуй, дорогая, – сказал он, нагибаясь и целуя ее.

– Чаю? – предложила она.

Он кивнул и сел рядом с ней, а она взяла чайник и налила ему чаю.

Передавая ему чашку, она скорчила гримасу.

– Как обстановка в Армстронг-хаусе после вчерашнего? Между вами с Арабеллой все улеглось?

– Между нами с Арабеллой не уляжется никогда. Я вот хотел спросить, как у вас с Гаррисоном?

– О, все улажено. Мы оба погорячились. Мы с ним так редко ссоримся, что это застало врасплох нас обоих.

– В отличие от нас с Арабеллой – наши стычки никогда не застают нас врасплох, – печально посетовал он.

Виктория сочувственно улыбнулась ему, размешивая чай серебряной ложечкой.

– У меня после вчерашнего вечера остался на душе неприятный осадок, – озабоченно продолжал он. – Ужасно думать, что я стал причиной разногласий между тобой и Гаррисоном.

– О, Чарльз, не говори глупости! Ты не встал между мной и Гаррисоном. Мы с ним просто разошлись во мнениях. Если мы в чем-то и различаемся, то это в своих взглядах на устройство мира и в политических предпочтениях. И ты тут ни при чем.

– И все же я испытываю чувство вины. И поэтому хотел бы поблагодарить тебя за то, что ты вступилась за меня, когда все были против.

– О, я всегда вступаюсь за аутсайдеров, – иронично улыбнулась она.

– А в знак своей благодарности я принес тебе вот это, – сказал он и с этими словами вынул из кармана футляр.

– Что это? – спросила она, принимая коробочку и раскрывая ее. Внутри лежало ожерелье. – Ох, Чарльз! Это совершенно не нужно!

– Тебе не нравится?

– Нравится, и очень! – Она, любуясь, вынула ожерелье. Внутри футляра лежала открытка, и она открыла ее. В ней было написано: «С любовью от Чарльза». – Как это мило с твоей стороны! – сказала она и, наклонившись к нему, поцеловала его в щеку. – Но только действительно не нужно было.

– Нужно обязательно. Ты вновь принесла счастье в нашу семью. Вернула мне моего брата. Я уже не думал, что когда-либо встречусь с Гаррисоном, не говоря уже о том, чтобы восстановить нашу дружбу.