другим, это всё-таки будущий Меджнун, в его облике должно быть предчувствие будущего «бедствия времён».

Тогда высокий, худой, с развевающимися волосами.

А рост?

Метр восемьдесят достаточно? Чуть ниже Джейхуна. Всё-таки не должен быть выше, и не такой костлявый. Хотя кто знает, может быть должен выглядеть как Дон Кихот[489]. Такой же безумец.

И смотреть он должен не так игриво и весело, как Джейхун. Пронзительнее и печальнее, как и подобает Меджнуну.

Реальная, живая Лейли продолжает свою воображаемую игру.

Блондин?

Брюнет?

А может быть рыжий?

Варианты сменяют друг друга на телевизионном экране.

Гейс стал вдруг походить на Джейхуна. Только пришлось ему прибавить бороду и удлинить волосы. И подобрать соответствующую одежду. Но рыжим он так и остался.

С Лейли было труднее. Подобрать ей внешность оказалось делом нелёгким.

Конечно, не блондинка. Всё-таки из знойной Аравии.

В какой-то момент Лейли стала похожей на Зейду, которая всё знает. С выщипанными бровями. С накрашенными желтыми волосами.

Нет, такой «Лейли» не до «бедствий времён».

И сострадания не получится.

Она должна быть другой.

Не столь яркой и броской.

Не столь умной и образованной.

Не столь шумной.

Чуть-чуть печальнее взгляд.

И не такой накрашенной. Один рыжий, другая накрашенная, это уже комедия.

Постепенно Лейли из книги стала похожей на реальную, живую Лейли, только волосы смуглее, почти иссиня-чёрные, длинные и свободные.

Теперь надо было одеть её подобающим образом.

Разумеется не в джинсах, как реальная, живая, Лейли.

Просто длинное платье сиреневого цвета.

Или фисташкового, раз этот цвет предпочитает сам Физули.

А что это была за школа?

Юноши и девушки сидели за партами?

Нет, с партами ничего не получается.

Просто стулья?

И в круг. Шире? Ещё шире? Нет уже. Ещё уже.

Всё равно не получается.

Тогда просто посадим их на пол, на коврики. Каждому по коврику.

У юношей коврики одного цвета, например, зелёного, а у девушек другого, например, сиреневого.

И перед каждым дощечка, на которой они будут писать.

Причём сидеть будут парами: юноша и девушка.

Теперь, кажется, похоже.

А Гейс и Лейли сидят сзади всех. И ни на кого не обращают внимание. Только неотрывно смотрят друг на друга.

Они вкусили переизбыток страсти

И вместе пили злой напиток страсти,

Их увлекло водоворотом бед,

Различья между ними сгинул след.

Их естество теперь единым стало,

Одна душа в обоих обитала.

Только смотрят друг на друга. Только смотрят?

Нет, вот Гейс взял её за руку.

Лейли вздрогнула, но руку не отвела.

Потом Гейс, прикоснувшись пальцами к пальцу, стал изучать её руку, каждый палец, каждый изгиб пальца, каждую едва видимую вмятину, даже ноготь, кажется откусанный (и тогда грызли ногти?).

Потом он чуть дотронулся до её волос и услышал, какой они издают звук.

Нежный, шелестяще-струящийся.

Лейли осторожно протянула руку, и, в свою очередь, положила руку ему на колено. Потом перенесла руку на пальцы босой ноги, которая лежала на колене, и будто пересчитала количество пальцев.

И вот, когда Лейли читать хотела,

Не в книгу – в Гейсово лицо глядела.

Рисуя, видел Гейс любимой бровь —

Её лекалом сделала любовь.

Рисунками менялись повседневно

И спор вели в рисунках задушевно.

А кто из них лучше рисовал?

Интересно, что они рисовали?

Такое, чтобы никто кроме них ничего не понял в этих рисунках?

Предметы?

Деревья?

Цветы?

Или геометрические фигуры?

Нет, просто линии, абстрактные завитушки.

И сами немножко веселились от этой своей игры.

Несчастный Гейс, оставив круг наук,

Забыв урок, просил её: «Мой друг,

Невежда я и мучаюсь жестоко,

А ты прекрасно знаешь суть урока.

Открой же мне скорей познанья дверь,

Тебе я всё прочту – а ты проверь».

И на доске писал он против правил,

Писать себя с ошибками заставил.

Чтобы ошибка поймана была,

Чтобы улыбкой роза расцвела,

Чтобы сказала: «Ты, ошибся. Скверно,

Ты скоро позабудешь всё, наверно»

Эта сцена рассмешила реальную, живую, Лейли.

Она мысленно представила себе, как Гейс и Лейли наклонились над дощечкой, а Гейс написал слово «ЛЮБОВ» без мягкого знака.

Лейли и Гейс потешаются над этим нелепым словом, и, вместе с ними, потешается реальная, живая, Лейли.

А что окружающие?

Делают вид, что ничего не происходит, или они ко всему это привыкли?

Лейли открыла клавир оперы «Лейли и Меджнун», и, наигрывая одним пальцем, стала напевать вслух (стихи из клавира).

Ах, гляньте, чем эти безумцы занимаются, сбежав с урока.

Если ваш отец узнает об этом, он вас накажет.

Живая, реальная, Лейли видит, как почти прижавшись друг к другу, стоят Гейс и Лейли, а вокруг юноши и девушки, показывают на них пальцем и декламируют (стихи из клавира)

Узнает. Накажет.

Узнает. Накажет.

Юноши и девушки постепенно приближаются к Гейсу и Лейли. Круг сомкнулся, мы больше не видим Гейса и Лейли. Вот-вот круг сомкнёт их. Круг разомкнулся, в нём нет ни Гейса, ни Лейли.

Новый круг, теперь они состоит из одних девушек, и одеты они, кто во что горазд и длинные платья, и джинсы, и даже шорты.

Теперь они наступают на мать Лейли, стоящую в центре круга.

Не позволяй Лейли ходить в школу.

Не позволяй Лейли ходить в школу.

Не давай осрамить свое имя.

Лейли ведёт себя плохо на людях.

Позорит вас

Позорит вас среди людей.

Лейли вдруг вздрогнула. Изображение на экране телевизора исчезло.

Потом остановила свой фильм и задумалась.

Она внимательно всматривается в лица юных Лейли и Гейса, которые сидят на последней парте обычной современной школы, с нежностью смотрят друг на друга.

В записке Гейса написано «ЛЮБОВ». Лейли приписывает «Ь» и посылает записку ему обратно.

Эпизод второй

УЖЕЛИ ПЕРИ С ДЭВОМ МОЖЕТ ПОДРУЖИТЬСЯ?

Реальная, живая Лейли, вместе со зрителями, смотрит оперу «Лейли и Меджнун».

Сваты Меджнуна поют (стихи из клавира):

Отдай Лейли Гейсу. Гейсу!

Отец Лейли в ответ:

Не отдам, не отдам, не отдам.

Не отдам, не отдам, не отдам.

Безумец, не подходит Лейли, не подходит!

Сваты Меджнуна:

Отдай Лейли Гейсу. Гей!