с теми, кого мы видели у афиши «Лейли и Меджнуна».

Потом на кафедре она беседовала с профессором и задавала свои вопросы:

– Всё-таки не могу понять, любил Меджнун Лейли или не любил?

– Конечно, любил, а почему ты сомневаешься?

– Подумайте сами. Ибн-Салам умер, пересуды практически прекратились. Лейли свободна, она смело пришла к Меджнуну, и прямо говорит ему:

К очам-нарциссам ртом прильни-тюльпаном

И лилию скорей укрась рейханом.

А дальше, как бы предупреждая его:

А если ты не пламенно влюблён,

Мученьем, горестью не изнурён,

Тогда влюблённым и не притворяйся

В насмешках над бедой не изощряйся.

Будь мудр и прозорлив, меня пойми, —

Не опозорь меня перед людьми.

А что в ответ говорит Меджнун?!:

Ты ближе стала мне, чем был я сам.

Ты вся во мне. Кому тебя отдам?

И вот, наконец, главное:

Я стал тобой, теперь мне это ясно,

Коль ты Лейли, так кто же я, несчастный?

– Вот весь его ответ на любовь Лейли.

– Можно сказать, что он её опозорил перед людьми и его это совсем не смущает.

– Просто он любит самого себя, а не Лейли.

Профессор внимательно её слушал и вдруг рассмеялся.

– Ты всё правильно говоришь. Так и должна рассуждать девушка, которая живёт в XXI веке.

– Возможно, прав Ницше[491]. Мы оказались в мире, в котором Бог умер. И для тех, кто не верит в бога и для тех, кто продолжает верить.

– А тогда жили с Богом?

– Да, можно сказать, под богом. У азербайджанцев есть такое выражение: «Нависнув над головой». Так вот жили, наверху всегда был Бог, который всегда был прав.

– А девушки, которые сегодня ходят, повязанные платками, живут тоже в этой «вертикали», которая завершается Богом.

– Несомненно. Но мир вокруг них другой и они выглядят экзотически. Хотя, признаюсь к своим студенткам с повязанными платками, отношусь с симпатией.

– А любовь тогда была? Ведь Лейли и Гейс смотрели сначала друг на друга, а потом Гейс почему-то стал смотреть в другую сторону, наверно на «вертикаль», о которой вы говорите.

– Всё-таки давай договоримся, «Лейли и Меджнун» не реалистический роман, а суфийская поэма. Он о том, что существует духовная вертикаль, она пронизывает всех нас снизу доверху, и ведёт к богу. В этом не только высший, но и сокровенный смысл жизни. Духовность, вне этой вертикали, тогда была невозможна. Меджнун и есть добровольный пленник этой вертикали, хотя на его долю выпало много страданий.

– Но в том-то и дело, что страдания «не выпали» на его долю, он их сам выбрал. Это его кайф.

– Согласен, можно сказать и так Любовь к реальной Лейли для него меньший, как ты говоришь, «кайф», чем любовь к богу. Меджнун у Физули не первый, и не последний, кто выбирает страдание. Можно привести огромный список мудрецов и на Востоке, и на Западе, тех, кто очеловечивает страдание. Кто считает, что только страдание возвращает нам человеческое. Человеческое восприятие и человеческую трепетность.

– Но ведь Лейли не выдерживает всего этого и просто умирает. Не нужна ей эта «вертикаль». И страданий она не ищет. И кайфа в этом не видит. Она просто хочет любить и быть любимой. Всё равно Гейсом, Меджнуном или Ибн Саламом. Как вы не понимаете, она умирает, со всем этим не справившись. Или даже не согласившись, или даже восстав против мира, в котором её интересы не соблюдены.

– Только давай не будем делать из Лейли феминистическую героиню XX века, борющуюся за права женщин.

– А почему бы и нет. Признайтесь, вы ведь не хотели бы для своей дочери судьбу Лейли? Признайтесь.

– Признаюсь, не хотел бы. Но я хотел бы, чтобы она внимательно прочла поэму и может быть проплакала всю ночь.

– Да, но только проплакала над судьбой Лейли, и не захотела её повторить.

Реальная, живая Лейли вновь шла по городу, вновь присматривалась к молодым людям, которые выбрали друг друга, и хотела понять, о чём они говорят друг другу.

Но сейчас она была не спокойна. Ей хотелось всех убеждать и переубеждать.

Она невольно сжала кулаки.

Эпизод пятый

ФАНТАСМОГОРИЯ

Лейли сидит за монитором компьютера, пишет свой текст, и мы видим как на экране монитора или на телевизионном экране, «оживляется» её немой «фильм».

Гейс и Лейли сидят сзади всех. Пальцы их переплетены.

Теперь они одни. Гейс проводят рукой по всему телу Лейли.

Волосы, лоб, глаза, нос, губы, подбородок, шея, грудь, живот, бедра. Потом встал на колени, будто собирается молиться, и стал внимательно всматриваться в её босые ноги. Дотронулся до её ступней губами.

Лейли сидит неподвижно.

Пустыня. Гейс и Лейли бегут среди горячих песков босиком, будто песок их не обжигает. В оазисе Гейс набирает из колодца ведро воды. Пьёт воду из ладоней Лейли.

Родственники Лейли и Гейса что-то оживлённо обсуждают, жестикулируют, готовы наброситься друг на друга с кулаками. Слов мы не слышим.

Внезапно совершенно иная сцена, – реальная, живая Лейли, продолжает фантазировать.

Родственники Лейли и Гейса улыбаются, пожимают друг другу руки.

Свадьба Гейса и Лейли. Множество гостей, заставленные столы, певец с микрофоном.

Любительские фотографии свадьбы.

Беременная Лейли готовит завтрак. Гейс смотрит телевизор.

Гейс держит в руках грудного младенца и с брезгливостью бросает его в детскую кроватку.

Рыжая девочка. Ещё одна, рыжая девочка. Ещё мальчик, альбинос.

Дети бегают вокруг стола. Лейли ругается. Гейс заткнул уши.

Старые Гейс и Лейли провожают своих детей. Наверно, они уходят от них в свои жизни.

Сначала одну рыжую девочку, потом вторую, затем мальчика-альбиноса. Они выросли, мальчик, теперь уже юноша, ростом выше всех.

Старые Гейс и Лейли стоят обнявшись, пока на горизонте не исчезают их дети.

Реальная, живая Лейли остановила свой фильм.

Вновь села за компьютер, «оживила» на мониторе или телевизионном экране новый вариант своего «фильма».

Гейс и Ибн Салам тянут Лейли в разные стороны.

Лейли в отчаянии кричит.

Гейс в ужасе убегает в пустыню.

Ибн Салам становится перед Лейли на колени. Лейли гладит его по голове.

Ибн Салам плачет. Лейли становится перед ним на колени. Стоя на коленях, они целуются.

Лейли бежит по пустыне. Она ищет Меджнуна.

Меджнун в окружении зверей. Лейли ведёт его по пустыне.

Оазис. Лейли достает из колодца ведро воды, даёт Меджнуну напиться из своих ладоней.

Снимает с себя платье, стелет на песок, Меджнун ложится на её платье,