– Они скучали по тебе, в этом нет никакого сомнения.

Доротея также заметила, что после рождения ребенка в лицеСирины появилось что-то необыкновенное. Она стала еще тоньше, чем была доэтого, мудрее, в ее глазах появилось больше серьезности. Это-то и подсказалоДоротее, что Сирина изрядно натерпелась с Василием.

– А как насчет Василия? Все кончено? Навсегда?

Сирина молча кивнула.

– Хочешь сказать почему?

Но Сирина лишь покачала головой и похлопала подругу по руке:

– Нет, дорогая, не могу. Да и ты вряд ли захочешьзнать. Я словно отправилась туда, откуда мне, казалось, никогда не выбраться. Ивот теперь я здесь. Я не хочу помнить, не хочу вспоминать, даже думать овозвращении назад. Мое единственное воспоминание о прошлом – Чарли, и оназдесь, со мной.

– Слава Богу.

Доротея смотрела на нее с сочувствием. Год, проведенныйСириной с Василием, очевидно, оказался гораздо хуже, чем она думала.

К концу недели Василий начал звонить в агентство, доводяДоротею до белого каления. Он хотел выяснить, где Сирина, как ее отыскать, какей позвонить. Сирина строго-настрого наказала ничего ему не говорить. Нооднажды случилось так, что трубку сняла одна из моделей, и Василий упросил еедать ему адрес Сирины. Она отыскала телефон и адрес Сирины среди карточек и,ничего не подозревая, назвала ему.

На следующий день он прилетел в Нью-Йорк. Когда Василийподошел к двери ее квартиры, Сирина собиралась выйти в город.

– Сирина…

Она обомлела, увидев его перед собой. По его глазам былозаметно, что он продолжал колоться и сейчас, очевидно, был не в себе. Сиринапопятилась в квартиру. Дети играли в гостиной с няней. Она попыталасьзахлопнуть дверь, но Василий отодвинул Сирину в сторону, бормоча, что хочетувидеть свою дочь, что она не может лишить его этого права. Сирина наблюдала,как он смотрит на Чарли. Она почувствовала, как в ней пробуждается страх излость. Вся грязь последнего года всколыхнулась и заплясала у нее передглазами, когда Василий повернулся к ней и уставился своими затуманенными идикими глазами.

– Как, черт тебя подери, ты нашел меня?

Голос ее прозвучал резко, глаза ее сверкали. Она проехалатри тысячи миль, чтобы скрыться от него, и вот теперь он опять здесь, опятьрядом.

– Я должен был найти тебя. – Василий тупо смотрелна нее. – Ты моя жена.

Няня не сводила с них глаз, она испугалась, Ванессаинстинктивно прижала к себе Чарли. Она видела, как мать с каждым мгновением всебольше выходит из себя, а Василий, казалось, совсем сошел с ума.

– Почему ты не вернулась?

– Я никогда не вернусь. И я не намерена обсуждать этоздесь. – Сирина взволнованно посмотрела на детей. Ванесса достаточнонасмотрелась на подобные сцены, и ей не хотелось, чтобы она видела это снова.

– Тогда пошли туда.

Он указал на спальню, и Сирина пошла за ним, шагая широко ираздраженно.

– Хочу, чтобы ты вернулась домой!

Он повернулся к ней, но она отрицательно покачала головой:

– Нет. Ты понимаешь? Я никогда не вернусь к тебе,Василий. А теперь убирайся из моего дома и из моей жизни.

– И не подумаю! – крикнул он, срываясь навизг. – Ты забрала моего ребенка, ты моя жена и должна идти домой, если яговорю тебе.

– Ни черта я не должна! Ты – чертов наркоман, ты почтипогубил меня и моих детей…

– Но я же… Нет… Я люблю тебя…

Произнося эти слова, Василий приблизился к ней, егосумасшедшие черные глаза впились в ее, руки сомкнулись на ее горле и сжималивсе сильнее и сильнее. Сирина начала задыхаться лицо ее посинело, а онпродолжал кричать:

– Я люблю тебя!.. Я люблю тебя!.. Я люблю тебя!

В комнате Ванесса слышала Василия, но прошло несколькоминут, а до нее не долетал голос матери. Охваченная внезапной паникой,чувствуя, что чего-то не хватает, она распахнула дверь, продолжая сжимать Чарлив руках. Ванесса увидела в спальне Василия, стоявшего на коленях и сжимающегогорло Сирины. Мать лежала на полу, голова ее была повернута под неестественнымуглом, глаза широко раскрыты, альбом с ее фотографиями валялся на полу.

– Что ты сделал с моей мамой?! – закричала Ванесса,крепко прижимая к себе Чарли.

– Я убил ее, – тихо ответил Василий. – Потомучто я люблю ее. – Затем, истерически зарыдав, он рухнул на пол рядом сСириной.

Следующие две недели во всем мире только и говорили о смертиСирины Фуллертон Арбас. Ее прошлое, смерть родителей, брак с Брэдом, а затем сВасилием вновь и вновь на все лады обсуждались в прессе. Приверженность Василияк героину получила широкую огласку, его браки, периодические пребывания впсихиатрической клинике также обсуждались на все лады. Особое вниманиепривлекала предстоящая судебная битва за детей. Сам по себе скандал не шел ни вкакое сравнение с другими, но главным вопросом оставалась судьба детей. Точнотак же, как и Брэд, умерший пять лет назад, Сирина не оставила завещания. Иесли ее незначительные средства могли быть поделены между детьми, то предстоялорешить главный вопрос: с кем жить детям? Будут ли они жить вместе или жепредстоит война между Фуллертонами и Арбасами? Судебное разбирательство былоназначено на конец октября. Предстояло выслушать все стороны, и ожидалось, чтодело будет быстро решено. Тэдди хотел удочерить детей Сирины, но его матькатегорически воспротивилась:

– Я этого не допущу. Одному Богу известно, кем станутдети от такой матери! А с младенцем вообще темная история, связанная с убийствоми наркотиками.

– А Ванесса? Неужели ты можешь сказать что-нибудьнедоброе и против нее?

Тэдди страшно разозлился на мать. Он ходил убитый горемпосле смерти Сирины. Но даже среди этого ужаса у Маргарет не нашлось добротыдля своей единственной внучки, и это подорвало в нем последние чувства кматери. Только Пэтти необычайно интересовалась судьбой Ванессы. Грег большуючасть времени был слишком пьян, чтобы проявить хоть какой-то интерес. ОднакоПэтти постоянно обсуждала прочитанное в газетах и заявляла, как ужасно, чтоподобное случилось с единственным ребенком Брэда. Какое-то время Тэдди трогалаее обеспокоенность судьбой Ванессы, но дни следовали за днями, и навязчивостьПэтти начала его беспокоить. Она часто звонила ему в офис, желая поговорить наэту тему, а за несколько дней до слушания дела в суде позвонила и спросила имясудьи.

– Зачем?

– Мне интересно, может быть, папуля его знает.

– И что с того?

– Это может кое-что сделать более приятным.

– Для кого?

– Для Ванессы, разумеется. Может быть, он будет добрееи скорее закончит рассмотрение.