В отдалении, на горизонте, в туманной дымке началвырисовываться Лондон. Некогда над этим пейзажем доминировали Биг-Бен иТауэрский мост, но теперь их сменило «Око Миллениума» – колоссальноеультрасовременное колесо обозрения высотой в добрые пятьсот футов, с которогооткрывался захватывающий вид на город. Как-то раз Лэнгдон даже хотелпрокатиться на колесе, но вид кабинок-капсул не внушил доверия. Они напомнилиему маленькие саркофаги, и он предпочел остаться на земле и любоваться видами спродуваемой всеми ветрами набережной Темзы.

Тут он почувствовал, что рука Софи легонько сжала егоколено. Глаза ее возбужденно блестели.

– Как думаете, что следует сделать с документами Сангрил,если, конечно, мы найдем их? – спросила она шепотом.

– То, что думаю я, значения не имеет, – ответилЛэнгдон. – Дед передал криптекс вам, стало быть, вам и решать. Делайте то,что подсказывает вам сердце.

– Мне хотелось бы знать ваше мнение. Ведь, очевидно, вынаписали в своей книге нечто такое, что привлекло внимание деда, вызвалодоверие к вам. Поэтому он и назначил вам встречу. А такое с ним случалоськрайне редко.

– Может, он просто хотел сказать, что все написанное мнойошибочно.

– Тогда зачем дед велел мне найти вас, если не одобрял вашихидей? Скажите, в той рукописи вы высказывались в пользу того, что документыСангрил следует предать огласке? Или же сжечь на костре?

– Ни то ни другое. Я не высказывал суждений об этом. Врукописи речь идет лишь о символах священного женского начала, прослеживаетсявся их иконография на определенном отрезке времени. И не мне решать, должен лиГрааль оставаться для всех тайной или же документы следует обнародовать.

– Но раз вы пишете об этом книгу, значит, все же хотитеподелиться информацией?

– Существует огромная разница между чисто гипотетическимобсуждением альтернативной истории Христа и… – Он умолк.

– И чем?

– И представлением миру тысяч древних документов в качественаучного доказательства того, что Новый Завет лжет.

– Но вы же сами говорили мне, что Новый Завет – фальшивка.

Лэнгдон улыбнулся:

– Софи, всякая вера на этой земле основана на фабрикации.Это подпадает под само определение веры как таковой. Что есть вера, как непринятие того, что мы лишь считаем непреложной истиной, того, что мы просто нев силах доказать?.. В любой религии Бог описывается через метафоры, аллегории ипреувеличения разного рода. В любой – от древних египтян до современныхвоскресных школ. Метафора есть не что иное, как способ помочь нашему сознаниюпринять неприемлемое. Проблемы возникают, когда мы начинаем восприниматьметафоры буквально.

– Так вы за то, чтобы документы Сангрил оставалисьспрятанными?

– Я историк. Историк всегда против уничтожения документов. Имне бы очень хотелось, чтобы у теологов было больше информации для исследованияи понимания необыкновенной жизни Иисуса Христа.

– Значит, вы против и того и другого?

– Разве? Библия является главным путеводителем в жизнимиллионов людей. Точно так же, как Коран, Тора и Пали являются путеводнымизвездами для людей других верований. Если вдруг окажется, что найденные намидокументы противоречат священным историям исламских или языческих верований,буддийской и иудаистской веры, должны ли мы обнародовать их?.. Должны лиразмахивать флагом и говорить буддистам, что у нас есть железные доказательстватого, что Будда появился вовсе не из цветка лотоса? Или что Иисуса родила вовсене девственница путем непорочного зачатия? Ведь истинно верующие всегдапонимали, что истории эти – сплошная метафора.

Софи посмотрела на него скептически.

– А мои друзья, люди глубоко верующие, считают, что Христос действительноходил по воде, действительно умел превращать воду в вино, действительно родилсяот непорочной девы.

– Но это лишь подтверждает мои высказывания, – заметилЛэнгдон. – Религиозная аллегория постепенно стала частью реальности.Плотно и неразрывно вплетена в нее. И помогает миллионам людей жить в этойреальности, мириться с ней и становиться лучше.

– А тут вдруг выяснится, что эта их реальность – фальшь. Чтоони заблуждались.

Лэнгдон усмехнулся:

– Ну, заблуждались они не больше, чем какая-нибудьпомешанная на математике шифровальщица, свято верящая в воображаемое число «i»лишь на том основании, что оно помогает разгадывать коды.

Софи нахмурилась:

– Это нечестно!

Они помолчали.

– Так о чем вы там спрашивали? – сказал Лэнгдон.

– Уже не помню.

Он улыбнулся:

– Всегда срабатывает безотказно.

На часах Лэнгдона с Микки-Маусом было почти половинавосьмого, когда он вместе с Софи и Тибингом вышел из лимузина наИннер-Темпл-лейн. Обсаженная деревьями дорожка, пролегавшая между зданий,привела их в маленький двор перед церковью Темпла. Деревянная крыша блестела отдождя, где-то наверху ворковали голуби.

Одна из древнейших церквей Лондона была сложена изкайенского камня. Низенькая, круглой формы, с выступающим с одной сторонынефом, она походила скорее на крепость или военный форпост, нежели на место,где поклоняются Богу. Освященная 10 февраля 1185 года Гераклием, патриархомИерусалимским, церковь Темпла благополучно пережила восемь веков политическихбаталий, выстояла во время великого лондонского пожара и Первой мировой войны,но сильно пострадала от бомб, сбрасываемых люфтваффе в 1940-м. После войны былавосстановлена полностью.

Простота круга, подумал Лэнгдон, любуясь зданием, котороевидел впервые. Архитектура проста, даже примитивна, без всяких изысков, исооружение напоминает скорее римский замок Сант-Анджело, нежели изысканныйпантеон. И выступающая по правую руку «коробка» нефа просто мозолит глаза, хотяи не скрывает изначальной языческой формы сооружения.

– Для субботней службы еще слишком рано, – заметилТибинг и заковылял к входу. – Так что, думаю, нам никто не помешает.

Вход в церковь представлял собой каменную нишу, в которойвиднелась массивная деревянная дверь. Слева от нее висела казавшаяся здесьсовершенно неуместной доска объявлений с расписанием концертов и церковныхслужб.

Тибинг нахмурился: