– Откроется для посетителей не раньше чем через двачаса. – Он подошел к двери и подергал ручку. Дверь не поддавалась. Тогда,приложив ухо к деревянной обшивке, он прислушался. Потом отошел с хитроватойухмылкой на лице и, указав на доску объявлений, сказал: – А ну-ка, Роберт,будьте так любезны, посмотрите, кто тут проводит службы на этой неделе?

Мальчик-служка уже почти закончил пылесосить пол, когда вдверь церкви постучали. Он не стал обращать внимания на этот стук. У отца ХарвиНоулза были свои ключи, утренняя служба должна была начаться не раньше чемчерез два часа. Наверное, какой-то любопытный турист или нищий.

Но тут стук из тихого перерос просто в громовой, дверьсодрогалась, точно кто-то бил по ней металлической палкой. Юноша выключилпылесос и, сердито хмурясь, направился к двери. Снял задвижку, и дверь тотчасже распахнулась. На пороге стояли трое.

– Так и есть, туристы, – тихо проворчал он. – Мыоткрываемся только в девять тридцать.

Вперед выступил пожилой мужчина на костылях, по всейвидимости, лидер странной группы.

– Я сэр Лью Тибинг, – представился он по-английски сбезупречным аристократическим акцентом. – Как видите, я сопровождаюмистера Кристофера Рена Четвертого с супругой. – Тут он сделал шаг всторону, и взору служки предстала симпатичная пара. У женщины милые мягкиечерты лица, роскошные рыжевато-каштановые волосы. Мужчина высокий,темноволосый. Служке показалось, что он где-то уже видел это лицо.

Юноша растерялся. Он знал, что сэр Кристофер Рен – один изсамых известных благотворителей церкви Темпла. Именно он субсидировал всереставрационные работы после великого лондонского пожара. Служка также знал,что сэр Кристофер Рен скончался в начале восемнадцатого века.

– Э-э… а-а… большая честь познакомиться с вами…

Мужчина на костылях нахмурился:

– Хорошо, что не на торгах работаете, молодой человек.Как-то вы не слишком убедительны. Где отец Ноулз?

– Сегодня суббота. Он появится позже.

Калека нахмурился еще больше:

– Вот она, благодарность. Он уверял нас, что непременнобудет здесь. Но похоже, придется нам обойтись без него. Много времени это незаймет.

Однако служка по-прежнему преграждал им вход в церковь.

– Простите, сэр, но я не совсем понял. Что не займет многовремени?

Мужчина прищурился, подался вперед и зашептал, точно нехотел смущать спутников:

– Вы, очевидно, здесь новичок, молодой человек. Каждый годпотомки сэра Кристофера Рена приносят щепоть праха своего великого предка, чтобразвеять его в этом святилище. Понятное дело, особой радости столь долгоепутешествие никому не доставляет, но что тут можно поделать?

Служка проработал в церкви Темпла уже два года, но ни разу неслышал об этом обычае.

– Все же будет лучше, если вы подождете до девяти тридцати.Церковь закрыта, я еще не закончил уборку.

Мужчина на костылях сердито сверкнул глазами:

– А известно ли вам, молодой человек, что этот храм до сихпор стоит где стоял лишь благодаря тому джентльмену, что находится в кармане уэтой дамы?

– Простите, не понял…

– Миссис Рен, – сказал калека, – будьте так добры,продемонстрируйте этому непонятливому молодому человеку драгоценную реликвию,прах.

Женщина поколебалась, затем, точно очнувшись от транса,полезла в карман свитера и вынула какой-то небольшой цилиндр, завернутый втряпицу.

– Вот видите? – рявкнул мужчина на костылях. – Итеперь вы или пойдете нам навстречу и позволите исполнить волю покойного –развеять его прах в церкви, или же я сообщу отцу Ноулзу о том, как с нами здесьпоступили.

Служка растерялся. Ему было известно, как строго соблюдаетотец Ноулз все церковные традиции… И что гораздо важнее, он знал, наскольконетерпимо относится настоятель ко всему, что может бросить тень на его приход,выставить его в неблаговидном свете. Возможно, отец Ноулз просто забыл о том,что сегодня с утра к ним должны прийти члены этой знаменитой семьи. Если так,то сам он рискует куда больше, если выставит этих людей вон, нежели если простовпустит их. Да и потом, они ведь сказали, что всего на минутку. И какой можетбыть от этого вред?

Когда служка наконец отступил и пропустил троицу в церковь,он мог поклясться: в этот момент мистер и миссис Рен выглядели не менеерастерянными, чем он сам. Юноша неуверенно вернулся к своим обязанностям,продолжая украдкой следить за гостями.

Они вошли в церковь, и Лэнгдон, слегка улыбнувшись, тихозаметил Тибингу:

– Смотрю, сэр Лью, вы превратились в заправского лжеца.

Тибинг украдкой подмигнул ему:

– Клуб при оксфордском театре. Там до сих пор помнят моегоЮлия Цезаря. Уверен, никто не смог бы сыграть первую сцену третьего акта сбольшей убедительностью.

Лэнгдон удивился:

– Мне всегда казалось, Цезарь погибает в этой сцене.

Тибинг фыркнул:

– Именно! И когда я падаю, моя тога распахивается, и ядолжен пролежать на сцене в таком вот виде целых полчаса. Причем совершеннонеподвижно. Уверяю вас, никто не справился бы с этой ролью лучше.

Лэнгдон поежился. Жаль, что пропустил этот спектакль.

Посетители прошли прямоугольным проходом к арке, за которой,собственно, и открывался вход в церковь. Лэнгдона удивил аскетизм убранства.Алтарь располагался там же, где и в обычной Христианской церкви вытянутойформы, мебель же и прочие предметы обстановки – самые простые, строгие,лишенные традиционной резьбы и декора.

Тибинг хмыкнул:

– Типично английская церковь. Англосаксы всегда предпочиталиболее прямолинейный и простой путь общения с Богом. Чтобы ничто не отвлекало ихот несчастий.

Софи указала на широкий проход в круглую часть церкви.

– Здесь прямо как в крепости, – прошептала она. Лэнгдонс ней согласился. Даже отсюда стены постройки выглядели необыкновенновнушительными и толстыми.

– Рыцари ордена тамплиеров были воинами, – напомнил имТибинг. Стук его алюминиевых костылей эхом разносился под каменнымисводами. – Эдакое религиозно-военное сообщество. Церкви служили имфорпостами и банками одновременно.

– Банками? – удивилась Софи.