Кроме того, людей убивали болезни. Нищета, последовавшая за поражением, привела к всплеску туберкулеза, холеры, дизентерии и полиомиелита, а система здравоохранения была уничтожена, лекарств было не достать. С 1945 по 1948 год жертвами этих болезней стали около 650 000 человек.

В первые недели и месяцы оккупации войска союзников терроризировали население Японии. В префектуре Канагава американские солдаты за первые десять недель оккупации совершили 1336 изнасилований. Преступники остались безнаказанными, газетные материалы об изнасилованиях и ограблениях, совершенных солдатами, подпадали под цензуру. Японские власти, встревоженные угрозой женскому целомудрию, быстро приняли меры, чтобы завоевателям были оказаны сексуальные услуги. Профессиональных проституток было недостаточно, поэтому вербовали обычных женщин через расплывчатые рекламные кампании, приглашавшие «современных японских женщин поучаствовать в великой задаче поддержки оккупационных сил. Жилье, одежда и еда предоставляются»[111]. Заявки подали многие женщины, не знавшие о системе «женщин для утешения» военных времен и отчаянно пытавшиеся выжить. Большинство ушли, когда узнали правду о том, что им нужно будет делать, но первоначально в то, чему предстояло сделаться Ассоциацией отдыха и развлечений (The Recreation and Amusement Association, RAA), завербовались 1360 женщин в Токио. Как и их соратницы во время войны, послевоенные «женщины для утешения» вынуждены были обслуживать от 15 до 60 мужчин в день и некоторые от отчаяния совершили самоубийство или бежали. Тем не менее в Токио вскоре открылось более 30 новых центров RAA и еще больше в 20 других городах. Всего в RAA, «развлекая» оккупационные войска, работало примерно 70 000 женщин.

RAA не прожила долго. В 1946 году, столкнувшись с антипроституционным давлением из США, а также с всплеском венерических заболеваний среди своих солдат, Макартур закрыл RAA и объявил проституцию незаконной. Но древнейшая профессия мира вряд ли исчезла бы в условиях военной оккупации. Публичные дома в так называемых кварталах красных фонарей вокруг военных баз продолжили работать полуподпольно, а на городских улицах появились проститутки, известные как девушки панпан. Проституция оплачивалась лучше, чем большинство других работ, доступных тогда женщинам, так что на улицы вышли десятки тысяч. Американская военная полиция считала всех японок потенциальными проститутками. Под ее периодические ночные облавы попадали любые женщины. Их заставляли проходить унизительные осмотры на предмет венерических заболеваний. Многие панпан были еще подростками. Их легко узнавали по ярким платьям и макияжу. Общество было напугано их появлением, СМИ проявляли к ним повышенный интерес, так же как это произошло с «современными девушками» 1920-х годов. Панпан осуждали и за то, что они водят компанию с американцами, и за их потворство собственным желаниям, эротизм и консюмеризм.

Считалось, что среди панпан выделялось два основных типа: батафурай (яп. чтение английского butterfly, «бабочка»), которые меняли клиентов беспорядочно, и онри (яп. чтение английского only, «единственный»), верные одному покровителю. Не было секретом, что многие американские солдаты, женатые или нет, держали любовниц, которых снабжали ценными для Японии того времени товарами — алкоголем, сигаретами и шоколадом, а также губной помадой и нейлоновыми чулками. Панпан отразились в образе Бэби-сан, персонаже карикатур из «Звезд и полос» (Stars & Stripes) — газеты для военнослужащих США в Японии. Бэби-сан изображалась лживой и алчной, выпрашивающей подачки на плохом английском, но она также была сексапильной, подобострастной — и неотразимой для американских солдат. Она была оккупационной версией Мадам Баттерфляй — игрушкой, которую оставят в Японии, тем более что во многих штатах США еще действовали законы против смешения рас, запрещающие межрасовые браки.

Черный рынок и панпан стали главными образами в общественном сознании времен оккупации. В своей монументальной, отмеченной Пулитцеровской премией книге «В объятьях победителя» (2000) Джон Дауэр отметил, как горько и трогательно детские игры тогда воспроизводили социальные ситуации. Собственно детских игрушек было мало, и дети подражали жизни взрослых. Самыми популярными играми были «солдат и проститутка» (панпан асоби), «черный рынок» (ямиити-гокко) и «левая политическая демонстрация» (дэмо асоби). В игре в поезд «кондуктор» выбирал тех, кто поедет на специальном поезде для оккупационного персонала. Остальные «ехали на обычном поезде», толкаясь, пихаясь и взывая о помощи.

В то время как японцам недоставало нормального жилья, питания и медицины, а многие, чтобы выжить, стали преступниками и проститутками, американские оккупанты и их семьи вели шикарную жизнь в домах, отобранных у прежней элиты, или в жилых комплексах, построенных по американским стандартам за счет японского правительства. Эти комплексы были оборудованы по последнему слову техники (в некоторых были даже бассейны), а рядом располагались школы, церкви, магазины, клубы и кинотеатры. Семьи военных жили в роскоши, какую не могли бы позволить себе дома. У них были слуги, а выходные они проводили в высококлассных отелях по всей Японии, реквизированных военными властями, где лакомились говядиной сукияки. Американцы покупали жемчуг, антиквариат и сувениры в магазинах, куда не было входа японцам. Рестораны, театры и другие заведения для оккупантов соблюдали сегрегацию по образцу расовой в некоторых штатах США. Их вывески гласили: «Японцам вход запрещен». Одни американцы жалели обнищавших японцев, другие относились к своему положению в Японии легкомысленно. Большинство твердо верило, что местные ниже их по рангу и должны быть благодарны за американскую благотворительность. Впрочем, американский дипломат Джордж Кеннан осудил своих сограждан как паразитов с их «колоссальной невосприимчивостью к страданиям и трудностям» японцев. Он обвинил оккупантов в том, что они монополизировали в стране «все, что пахнет комфортом, изяществом или роскошью», и противопоставил их «безделье и скуку» «усилиям и тяготам побежденной, опустошенной страны»[112].

Через месяц после прибытия в Японию Макартур начал набор особого персонала. Целью было привезти в Японию 2000 американских миссионеров и проповедников, чтобы помочь заполнить «духовный вакуум» страны. Как и многие американцы, генерал верил военной пропаганде, утверждавшей, что японцы буквально поклонялись императору Хирохито как «живому божеству». Несмотря на приложенные серьезные усилия, христианство не добилось большого успеха в Японии. К концу оккупации христианами были 0,5 % населения страны — не больше чем до Пёрл-Харбора. Однако послевоенная Япония не отвергала религию как таковую. Новая конституция гарантировала свободу религий, и тут же появилось множество новых религиозных движений, а некоторые быстро выросли, и в них состояли уже миллионы человек. Один писатель назвал этот феномен «часом пик для божеств». ШОС дал религиям усиленную правовую защиту — в противовес подавлениям «Оомото» и других групп в 1930-х и 1940-х годах. Японские власти опасались ошибиться в области, настолько важной для оккупационной администрации, и, как правило, занимали позицию невмешательства в дела религиозных групп. Те оставались в привилегированном статусе — свободными от налогов, даже будучи замешанными в сомнительных схемах сбора средств и в разного рода политической активности.