— Это все? — повторил дедушка.

— Старик ты совсем глухой или…

— Цасара, — перебил дедушка, будто вообще не замечая говорившего и чуть повернул голову в сторону фигуры с саблей. — у меня есть твое слово?

На какое-то мгновение двор погрузился в тишину, нарушаемую лишь плачем Кены и треском горящего сарая.

— Ты постарел, — внезапно прозвучал мелодичный, женский голос.

Его обладатель… обладательница вышла на свет и если бы Арди не был скован, то он наплевал бы на все законы и правила. Он бы открыл пути Града на Холме и, видят духи, произнес запретные слова, что подглядел в старом свитке волчицы и призывал сюда монстров и духов… даже если бы это стоило ему жизни.

Грациозная, как кошка. Прекраснее сидхе и эльфов. С бледной кожей и волосами белее снега. Она была одета в легкую блузку с широким декольте, почти полностью открывающим грудь, едва прикрытую тканевым бюстгальтером. Плотно облегающие штаны, подпоясанные перевязью с револьверами, были заправлены в кожаные сапоги, доходящие ей почти до вершины бедер.

Она чуть приподняла шляпу с настолько широкими полями, что те заходили за плечи. Отсветы пожара выхватили из тьмы её тонкие черты лица, скорее принадлежащие фарфоровой кукле, нежели живому созданию. Собственно, живой, в полной мере этого слова, она и не являлась. Красные глаза, мутные, словно у мертвеца, и слегка выглядывающая из-под верхней губы пара длинных клыков.

Вампир.

— А ты все так же прекрасна, Цасара, — с трудом, держась за посох руками, дрожащими подобно ветвям иссохшего дерева, дедушка поклонился. — Хотя нет… даже прекрасней, чем в тот день, когда я впервые встретил тебя.

— И попытался убить?

— Нельзя убить то, что мертво, Цасара.

Раздался короткий, ядовитый смешок.

— Пусть ты и постарел, но твой язык все так же прыток, — произнесла она с улыбкой, обнажая клыки куда более длинные и острые, чем у простого хищника.

— Спасибо, Цас…

— Вы закончили? — встрял тот же незнакомец, что рассказывал о будущем семьи. Видимо — предводитель ублюдков. — или, может, вам дать время наверстать упущенное? Можем, в целом, подождать пока местные потянутся с праздника и тогда сделке конец. Как и всем свидетелям, — мужчина повернулся к семье, а затем и к огням фестиваля. — любым свидетелям.

Но дедушка его все так же не замечал, словно тот не имел, для происходящего, ни малейшего значения.

— Мне нужно твое слово, Цасара, — с кашлем, утирая кровь, но все же — твердо сказал дедушка.

Вампир молча смотрела на собеседника, и лишь спустя несколько мгновений чуть склонила голову.

— Как и прежде, друг. Мое слово всегда с тобой.

Дедушка кивнул, после чего, со стоном, выпрямился. Ему явно давалось это с трудом. Он буквально вибрировал, но держал спину ровно, а взгляд его был обращен строго на север — к родным горам. Он и сам, на краткий миг, с очередным вывертом теней, показался Арди не немощным, иссохшим старцем, а могучим охотником двух с половиной метров роста, с плечами шириной с ось телеги, крепкими когтями и стальными клыками.

Подчиняющий себе истинные имена и говорящий на языке тайн и магии. С посохом, похожим на молодое дерево и мечом, больше напоминающим железнодорожную рельсу, чем клинок.

Но наваждение исчезло, оставив после себя лишь знакомые Арди артефакты. Те, что он когда-то нашел в сарае на горе. Ржавый меч и почти истлевший посох. Они, каким-то образом, оказались в руках дедушки.

— Не глупи, старик! — выкрикнул незнакомец, одновременно с этим выхватывая из кобуры револьвер и сжимая ладонью медальон у себя на груди.

Точно так же поступили и остальные. Они выхватили револьверы, направили их на семью Арди и сжали медальоны.

Но дедушку это совсем не тревожило.

Он повернулся к Ардану и улыбнулся. Так же, как в детстве. Когда рассказывал сказки и истории о великих волшебниках и рыцарях прошлого. Об Эктас. Крае, где такие, как они — нелюди, могли жить свободно и без утайки. Улыбнулся одними только глазами. Полными тепла и заботы.

Трескаясь и кровя, сухие губы зашевелились, произнося слова на языке Фае. А вместе с губами вскинулась левая рука дедушки и ржавый меч, не встретив ни малейшего сопротивления, по самую гарду вошел в грудь последнего из Матабар, пронзая сердце.

Тело начало падать на землю, но еще до того, как коснуться травы, задул зимний ветер. Он мгновенно затушил пылающий сарай и заставил незнакомцев укрыться плащами от принесенной следом вьюги, внезапно вторгнувшейся в ночь молодого лета. А когда все стихло, то на земле лежало сморщенное тело. Кости, словно лишенные плоти, едва-едва покрывала местами прозрачная кожа. Рядом валялись ржавые осколки разбитого меча и сотни щепок сломанного посоха.

Незнакомец подошел к телу, вытащил из-за пояса нож и наклонился к шее дедушке. Он уже занес руку, как на его плечо опустилась сабля вампира.

— Еще одно движение, Иван, и я снесу твою голову.

Тут же десять револьверов щелкнули взведенными курками и уставились прямо на Цасару.

И все снова погрузилось в тишину.

— Иваном звали моего отца, вампир, — ответил незнакомец. Он все же убрал нож, после чего выпрямился и отошел от тела. — меня зовут Йонатан. За столько лет, что мы знакомы, могла бы и запомнить.

Цасара опустила клинок, а вместе с ним револьверы спрятали и остальные. После чего вампир прошла мимо Йонатана и, встав над телом дедушки внезапно сделала то, что окончательно сломало Ардана.

Она подняла кулак, ударила им в район солнечного сплетения, после чего приложила тыльную сторону ко лбу и низко поклонилась.

И в этот момент все утратило какой-либо смысл. Арди не понимал, что происходит. Не понимал, где он. Кто все эти люди. Все запуталось. Перемешалось. Только час назад он обнимал любимую девушку, а теперь смотрел на тело последнего, кто связывал его с предками. Со всем народом Матабар.

Его семья находилась в плену. Враги вторглись в его земли.

А он лишь стоял и смотрел.

Как беспомощный котенок.

Такой же, как и десять лет назад, когда орки пришли в их дом и отняли у него отца. А теперь другие отняли у него дедушку.

Путы постепенно отпускали Арди и вместе с тем, как уходила их власть, Ардан открывал сознание. Цвета становились объемными, звуки обретали очертания, а мир вокруг начинал напоминать податливую глину. Ощущение недавнего зимнего