за компьютером… — закрыв глаза, пробормотал он. — И твёрдо знаю, что разрушить Храм можно только посредством атомной бомбардировки. А всё остальное — всего лишь ночной кошмар…

— Если шутит, значит, жить будет, — усмехнулся Джерри, отходя в сторону.

Снимать головную боль и переутомление меня научил когда-то Серёжа Ясенев, врач с «Эдельвейса». Он это вообще без всяких пасов делал. А меня научил работать руками. Вот только не объяснил, как это можно применить к себе. Сколько уж раз мне удавалось помочь другим, но если голова раскалывается у меня, то приходится терпеть и глотать таблетки.

Брай вскоре по-настоящему расслабился, и лицо его стало спокойным. Я кожей чувствовала, как спадает его напряжение. Во время сеанса вошёл Кристоф и, понимающе улыбнувшись, сел в стороне. Он-то моими навыками явно злоупотребляет, до умопомрачения сидя за компьютером, а потом жалобно выпрашивая у меня помощь. А куда я денусь? У меня ведь один муж и тот любимый.

— Хорошо… — вздохнул, наконец, Брай, открывая глаза. — В голове светло и чисто. Как в небесах…

— Значит, и ты тонкая натура, — усмехнулся Джерри. — Так что не расстраивайся.

— Вот он! — прозвучало с порога, и в комнату ворвался Джон. Таким возбужденным я не видела его давно. В одной руке он держал серебряный медальон Фарги, а в другой — небольшой фонарик.

— Кто он? — насторожился Кристоф.

— Символ! Перевёрнутая звезда. Мы все его видели на медальоне Фарги.

— Там нет никакого символа! — воскликнул Брай.

— А ты посмотри!

Он подошёл к нему, и я тут же подскочила и встала рядом, чтоб ничего не пропустить. Джон включил фонарик и направил луч света под углом к круглой пластинке. И тут же на ней голубизной вспыхнула Перевёрнутая звезда.

— Бог ты мой, — пробормотал Брай. — Так он все эти годы носил её на себе.

— Но как это сделано? — воскликнул Джерри.

— Не знаю, — тихо с волнением в голосе произнёс Джон. — Я только что из лаборатории. Это молекулярно чистое серебро, очень древнее. Ему, по меньшей мере, сто тысяч лет. И обработано оно совершенно невероятным способом. Ни одна из существующих в районе Объединения технологий не даёт такого результата. Медальон крепче тиртанской стали, с него даже соскрёб сделать невозможно. Но самое главное, на лицевой стороне каким-то образом сделана голубая голограмма, видимая только при освещении, направленном под определённым углом. Мы видели её, но просто не фиксировали на ней внимание.

— Сто тысяч лет… — пробормотал Джерри.

— Может, и больше. А цепочка свеженькая. Всего двести лет.

— Свеженькая… — криво улыбнулся Брай.

— По сравнению с медальоном, — пожал плечами Джон.

Кристоф взял у него медальон и, сжав в пальцах, закрыл на мгновение глаза. Потом посмотрел на меня.

— Амулет Света, хотя энергия приглушена. Может, от времени, а, может, действует только в контакте с хозяином.

— Значит, возможно, Перевёрнутая звезда — это символ его цивилизации, — произнесла я. — Или какой-то символ, выражавший для него связь с ней. Как для тебя — крест, а для меня — крылатый лев…

— Возможно, — кивнул Кристоф. — Но почему этот же символ оказался в Храме Кусирата?

— В Храме это был символ ритуала, который может вернуть к жизни их божество. Я видела, что, когда раздалось хлопанье этих крыльев, барельеф на стене вспыхнул голубым светом.

— Выходит, этот ритуал — наследие цивилизации Фарги? — спросил Джон. — И он с самого начала знал, что к чему…

— Не знал, — возразил Кристоф. — Он вспоминал и искал возможные соответствия. Для него его первая жизнь была так давно, что он не мог помнить о ней всё. Но в центре его внимания неизбежно оказывается ритуал. Нам нужно попытаться разобраться в нём, чтоб понять, что он сделал или пытался сделать.

— Мы даже не знаем смысла заклинаний… — пробормотал Брай.

— А ты разве не понимал, что именно говоришь там, в Храме?

Он покачал головой.

— У меня появлялось смутное желание, которое тут же перерастало во что-то большее. И слова приходили сами, как и всё остальное. Я просто чувствовал, чего я хочу, и что я могу.

— Ладно, — произнесла я. — А если нам зайти с другой стороны? Поведение Фарги поменялось. Он полностью изменил образ. Зачем?

— Может, это облегчало ему возможность проникнуть куда-то и узнать что-то? — предположил Джон.

— Пусть так. А это его нисхождение в личный ад с помощью картин?

— А тут вообще туман! — безнадежно махнул рукой Джерри.

— А с чего мы вообще взяли, что это нисхождение в ад? — спросил Джон. — Может, у него просто было паршивое настроение. Он ведь сильно переживал из-за смерти этого мальчишки.

— Нет, — покачал головой Брай. — Нисхождение в ад — это правильная формулировка. Ты же знаешь, что Фарги не любил пребывать в скверном настроении. Он, скорее, рисовал бы что-то такое, что исправило бы его. На худой конец, что-нибудь печальное, меланхоличное. А то, что представляет собой этот цикл — это планомерное создание нового мира. Кстати, там же есть прямое указание на это. Номер четвёртый, где он летит в бездну.

— Да, — кивнул Кристоф. — Именно летит, а не падает. И его поза чем-то похожа на Падающую Птицу, — он подошёл к окну и посмотрел на белую скалу, сияющую над зеленью деревьев. — И там был довольно ясно выраженный комментарий. Я обратил на него внимание, когда просматривал картины последний раз. «Глубже, вниз, сквозь семь кругов ада. Сквозь дым, серный смрад и осознание собственной греховности». Это чем-то похоже на формулу для самовнушения.

— Может быть, — Джон подошёл к нему. — Но зачем? Зачем нужно было выстраивать всю эту галерею ментального ужаса? Зачем было менять имидж? Зачем вспоминать этот обряд?

— Послушайте, — произнесла я, взглянув на него, а затем на Брая и Джерри, — похоже, что всё, что могли, вы сделали. В этой загадке предстоит разбираться нам с Кристофом. Я не хочу вас обижать, но то, что за этим стоит, сложно для понимания тех, кто не сталкивался с подобными вещами раньше.

— То есть, это не нашего ума дело? — уточнил Джерри.

— Всё, что мы узнаем, узнаете и вы, — пообещала я. — Речь о другом.