государя и Боярской думы. Государю были уже известны все подробности Никонова путешествия. Он сообщил патриархам, как тот перед отъездом из монастыря исповедался, приобщался и освящал себя елеем и как теперь за арест поддьяка поносит царя, называя его своим мучителем. Епископ Мстиславский Мефодий и два архимандрита посланы были от собора за Никоном. Сей последний и тут не преминул войти в пререкания. Он велел одному из своих монахов нести перед собой крест; напрасно посланные лица противились такому предписанию, как латинскому обычаю; Никон настаивал. Те запросили собор; патриархи разрешили. Никон сел в сани; на его пути толпился народ, привлеченный чрезвычайным событием: судом над патриархом. Проезжая мимо Успенского собора, где совершалась литургия, Никон вышел из саней и хотел войти в церковь, но двери ее перед ним затворились; он направился в Благовещенский храм; там повторилось то же самое. Когда Никон вошел в Столовую палату, все присутствующие при виде предносимого креста встали, что и было, вероятно, им предусмотрено. Он стал подле царского места и прочел молитву о здравии государя, его семейства, патриархов и прочее; после чего трижды поклонился в землю царю и дважды патриархам. На приглашение сесть на скамью рядом с патриархами он отказался, так как не видел особо для себя приготовленного места; а затем спросил, зачем его звали.

Тут Алексей Михайлович сошел со своего возвышения, стал пред патриархами и со слезами начал говорить о том, какое бесчестие учинил российской церкви Никон своим внезапным и самовольным удалением, после чего сия церковь уже девятый год вдовствует, оставаясь без пастыря и подвергаясь многим смутам и мятежам. Свою речь царь заключил просьбой к патриархам, чтобы они допросили Никона, зачем он оставил свой престол и отъехал в Воскресенский монастырь. Когда патриархи через толмача предложили этот вопрос, Никон сам спросил, есть ли у них согласие судить его от патриархов Константинопольского и Иерусалимского. Ему указали на тут же лежавшие грамоты о его деле, подписанные всеми четырьмя патриархами. Тогда он потребовал удаления из собора митрополитов Новгородского Питирима и Сарского Павла, как его заведомых врагов, покушавшихся будто бы на его жизнь. Разумеется, этого требования не исполнили. Наконец, Никон решился ответить прямо на повторяемый вопрос о причине его удаления и указал на известную обиду от Богдана Хитрово, на неполучение за нее удовлетворения, непосещение царем патриарших служб и объявление царского гнева за именование себя «великим государем», почему он якобы устрашился и уехал из Москвы в свой монастырь. После такого ответа Алексей Михайлович снова сошел с трона и стоя опровергал все взводимые на него обвинения. Смысл сих опровержений был следующий: жалобу на Хитрово он не мог разбирать в то же самое время, когда угощал Теймураза; к службам не пришел, занятый важными государственными делами; о гневе своем говорить не приказывал; в Воскресенский монастырь посылал бояр с увещанием патриарху воротиться на свой престол и тому подобное. Бояре и архиереи подтвердили справедливость царских слов и беспричинность Никонова отречения и ухода. Никон стоял на своем; прибавляя, что он вообще от патриаршего сана будто бы не отрекался, а только от московского патриаршества, что поэтому он взял с собою святительскую одежду; приводил в пример Афанасия Александрийского и Григория Богослова, которые также удалялись вследствие царского гнева.

Затем царь приказал читать перехваченную грамоту к цареградскому патриарху, в которой Никон взводил на него разные обвинения. На каждом пункте чтение прерывалось, и от Никона требовали объяснений. Он пытался, конечно, все объяснять со своей точки зрения; причем сам государь увлекался прениями с ним, уличал его в недобросовестной передаче фактов или в их лжетолкованиях. Иногда, припертый к стене, Никон ссылался на запамятование или просто отделывался молчанием. Например, в грамоте он писал, что царь сначала был благочестив и милостив, а потом возгордился и начал вступаться в архиерейские дела. Алексей Михайлович обратился к патриархам со словами: «Допросите Никона, в какие архиерейские дела я вступался». На их вопрос тот отвечал: «Не упомню, про что я писал». В грамоте Никон с ненавистью отзывался об Уложенной книге, особенно об учреждении Монастырского приказа, и сообщал, будто его не раз хотели убить за намерение уничтожить эту книгу. Когда же ему указали на его рукоприкладство к ней в числе двух духовных лиц, он ответил, что руку приложил поневоле; а на вопросы, почему, будучи на патриаршестве, он не озаботился дать Монастырскому приказу церковный характер и кто хотел его убить, Никон ничего не ответил. В той же грамоте приводились в виде жалобы почти все известные нам случаи: столкновение с Хитрово, дело Зюзина, действия митрополитов Питирима и Паисия Лигарида, собачка Стрешнева и так далее. На все эти жалобы даны были оправдательные объяснения или самим царем, или боярами и духовными сановниками. Между прочим, Никон назвал беззаконным и еретическим бывший перед тем на него церковный собор (1660 г.), в котором участвовал сам царь со своим синклитом или с Боярской думой. На такое тяжкое обвинение горячо восстали и бояре и духовенство; а царь, за название его еретиком, просил патриархов учинить указ по правилам апостольским и свв. отцов. Никон на это позволил себе укоризненно сказать: «Только бы ты Бога боялся, ты бы так со мною не делал».

Чтение Никоновой грамоты и обсуждение ее затянулись до позднего вечера. Государь, подобно Никону, все время оставался на ногах, несмотря на свое утомление.

Следующее соборное заседание, 3 декабря, продолжало разбирать до мелочей все деяния Никона, которого на сей раз не пригласили. На заседание 5 декабря опять позвали Никона и тут главным образом занялись его клятвенным отречением от патриаршества. Никон продолжал уверять, будто он такого отречения не произносил, а просто удалился от государева гнева. Но многие духовные лица присутствовали тогда в Успенском соборе и слышали это клятвенное отречение; бояре, приходившие от царя увещевать патриарха, подтвердили их показание. Никон спорил, пытался даже говорить, что присутствовавшие патриархи не истинные, так как в их отсутствие на их места уже назначены другие лица; возражал даже против некоторых церковных правил, на которые ему указывали. В заключение патриархи обратились к собору с вопросом: какое наказание следует Никону по церковным канонам? «Извержение от священнаго сана», – единодушно отвечал собор.

Приговор этот потом был изложен письменно по-гречески и по-русски с исчислением всех вин. 12 декабря происходило последнее соборное заседание, в Пудовом монастыре, где помещались восточные патриархи. Государь на этот раз сам не присутствовал, а прислал вместо себя некоторых бояр и дворян. Члены собора перешли в небольшую церковь Благовещения над монастырскими воротами и призвали сюда Никона.