Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они хотели, чтобы я вернулась.
Хотели, чтобы я была рядом.
А для меня это было больше, чем кое-что. Это было все.
Мы вышли, и я увидела Роудса: он ждал у капота пикапа, пристально глядя на меня. Отчасти мне до сих пор не верилось, что они приехали за мной. Раньше никто никогда ничего подобного не делал. Мой бывший не проявился, ни когда я, смертельно обиженная его отношением, переехала к Юки, ни потом, когда после его официального заявления о разрыве я покинула дом. Он не писал сообщений, не справлялся о моих делах, его не интересовало, жива ли я или валяюсь где-нибудь в канаве.
Но стоило мне начать злиться на себя за все, что побудило меня связаться с ним, а потом долго все это терпеть, как мне пришло в голову, что, не обойдись он со мной подобным образом, возможно, я бы никогда не вернулась сюда.
Потому что душевная боль и пролитые напрасно слезы, которыми была наполнена моя прошлая жизнь, с лихвой окупались обретенным здесь счастьем. И, возможно, со временем компенсация будет еще больше. Возможно, однажды та жизнь полностью уйдет в прошлое.
Оставалось только надеяться.
– Вы идете? – спросил Эймос, обходя внедорожник сзади.
Я кивнула и улыбнулась.
Но он медлил. На худом лице появилось хмурое выражение.
– Мне правда жаль, Ора, – снова сказал он.
– Мне тоже. Сама себе удивляюсь. Придет же в голову, что музыка может быть камнем преткновения! Давай обнимемся и будем считать, что квиты.
Он на секунду замер, а потом закатил глаза и, слегка меня приобняв, дважды похлопал по спине. Можно было без преувеличения сказать, что это было самым сердечным объятием, на которое он был способен. Я обняла его в ответ. Он быстро отстранился и чуть скривил губы – в его случае это вполне тянуло на ослепительную улыбку, – после чего покачал головой, отвернулся и стал подниматься на веранду.
Роудс стоял все там же, смотрел и ждал, пока сын войдет в дом и закроет дверь. Оставив нас наедине.
– Ладно, иди сюда, – сказал он низким тихим голосом, протягивая руку.
Я взяла ее. Ощутила кожей его мозолистую ладонь. Увидела, как его длинные пальцы сомкнулись, притягивая меня к себе. Фиолетово-серые глаза смотрели не мигая.
– А теперь давай еще раз. Почему ты раньше не сказала о том, кто твой бывший?
Он произнес это так мягко, что я рассказала бы ему что угодно.
Я ответила, тоже стараясь звучать мягко.
– Есть несколько причин. Во-первых, я не хочу о нем говорить. Разве можно рассказывать тому, кто тебе нравится, о своем бывшем? Никто не станет этого делать! А во‐вторых, я уже говорила, что мне было неловко. Вдруг ты подумал бы, что со мной что-то не так и потому мы расстались…
– Я знаю, что с тобой все так. Ты прикалываешься? Он кретин.
Я подавила улыбку.
– И очень долгое время окружающие лишь притворялись, что хотят общаться со мной, потому что считали, что я работаю на него. Нет, я не к тому, что ты – его фанат… Просто я привыкла не говорить о нем, Роудс. Это вошло в привычку. Я могла говорить о нем с очень, очень немногими. И мне не хотелось поднимать эту тему. Я старалась жить дальше.
– Ты и живешь дальше.
Сердце у меня екнуло.
– Это действительно так. Ты прав.
Он придвинулся совсем вплотную.
– Я хочу понять, дружочек, просто чтобы знать степень его кретинизма.
Я усмехнулась.
– Вы расстались, потому что ему приходилось притворяться, что вы не вместе? И поэтому у вас не было детей?
– Да. В курсе были только музыканты из группы, техперсонал в турах, близкие друзья и родственники. Все подписали соглашение о неразглашении. Меня представляли его помощницей, чтобы не возникало вопросов, почему я постоянно рядом. Поначалу все шло отлично, но в конце превратилось в кошмар. У них был пунктик на тему детей: его мать считала мои противозачаточные таблетки. Все время спрашивала его о долбаных презервативах. Мне даже сейчас больно вспоминать об этом… И я не хочу говорить о нем, Роудс, потому что он – мое прошлое, а не будущее. Но я скажу все, что ты хочешь знать.
Мне бы тоже не помешало когда-нибудь узнать о нем все.
– Но ведь есть много певцов, которые женятся и тем не менее имеют успех. Скажешь, нет?
Я кивнула.
– Да, есть. Но я уже говорила, что он – маменькин сынок. А она настаивала на том, что тогда все изменится. Для него отношения с мамочкой были важнее наших, и это было нормально. Не совсем, конечно, но я старалась смириться с этим. С ложью. С тем, что я – закрытая тема. И живу жизнью, в которой слишком часто чувствую себя неполноценной. Потому что иначе бы все о нас знали и проблем бы не было. Думаю, мне хотелось одного: снова стать значимой для кого-то. Поэтому я мирилась с этим… Затем в какой-то момент она уговорила его пропиариться и появиться на людях с известной певицей, тоже исполняющей кантри. Я сказала, что если он это сделает, то может валить ко всем чертям. Он ответил, что вынужден пойти на это, что делает это ради нас – потому что поползли слухи, что ему не нравятся женщины. Можно подумать, в этом есть что-то неправильное! Потому что у него нет девушки и его никогда ни с кем не видели. И я ушла. Меня не было месяц. Я жила у Юки. Он это сделал! И тогда, как я уже сказала, мы расстались, а он публично поцеловался с другой. В конце концов он меня разыскал и упросил вернуться… После этого все изменилось. Примерно через год они с мамочкой решили, что стоит придумать с его музыкой что-нибудь еще, и в обход меня наняли продюсера… Это стало официальным концом наших отношений. Думая об этом сейчас, я предполагаю, что они поняли, что я пишу все меньше и меньше. Могу поспорить, они – или, по крайней мере, мамочка – постепенно выводили меня из игры. А еще через год все было кончено. Он уехал на какую-то деловую встречу – как я после узнала, на самом деле отсиживался у мамочки. А вернувшись домой, сказал, что наши отношения зашли в тупик. Еще напомнил, что дом записан на него: мамочка категорически возражала против моего участия в сделке – «а вдруг кто-нибудь узнает?». И ушел. На следующий день она отключила мой номер. Это породило ужасный