– Почему? Ты ведь всегда возвращаешься. – Во мне говорит гнев.

– Именно поэтому я и ухожу, – подрагивающим голосом отвечает Тесса.

Она берет сумку и, не оглядываясь, выходит из комнаты.

Я слышу, как хлопает входная дверь, и, прислонившись спиной к стене, медленно сползаю на пол.

Тесса

Девять дней. Девять дней я не слышала от Хардина ни единого слова. Я думала, что и дня не проживу без него, не говоря уже о девяти. Если честно, мне кажется, будто прошло уже дней сто, но с каждым часом боль становится на крохотную частичку меньше. Это было нелегко, очень нелегко. Кен позвонил мистеру Вэнсу и попросил, чтобы мне дали отгул до конца недели, хотя это означало, что я пропускаю всего один день.

Я знаю, что сама ушла, сама его оставила, но мысль о том, что он даже не попытался со мной связаться, меня убивает. Я всегда вкладывала в наши отношения больше его, и теперь у него появился шанс показать свои истинные чувства. Ну, в каком-то смысле он это и сделал – правда, показал, что это совсем не те чувства, которые я ожидала. В которых я так нуждалась.

Я знаю, что Хардин любит меня, я в этом уверена. Но я знаю и то, что если бы он любил меня так сильно, как я думаю, он обязательно постарался бы доказать это. Но он ничего не предпринял и дал мне уйти. Самое страшное, что первую неделю я ощущала себя совершенно потерянной. Потерянной без Хардина. Без его остроумных комментариев. Без его грубых реплик. Без его уверенности и твердости. Без того, как он держал мою руку и водил пальцем по ладони, как он целовал меня без всякой причины и улыбался, глядя на меня, когда думал, что я его не вижу. Я не хочу чувствовать себя потерянной без него, я хочу быть сильной. Я хочу нормально проводить дни и ночи независимо от того, одна я или нет. Я начинаю подозревать, что всегда буду одна, какой бы печальной мне ни казалась эта мысль. Я не была счастлива с Ноем, но и с Хардином у меня ничего не получилось. Может, этим я похожа на мать. Может, мне действительно лучше оставаться одной.

Я не хотела, чтобы все закончилось так банально. Я хотела поговорить обо всем, чтобы он ответил на мои звонки, чтобы мы могли прийти к согласию. Мне просто нужно было немного свободы, немного времени – показать ему, что не стоит обращаться со мной как с тряпкой. Но результат оказался обратным. Видимо, потому что я не настолько дорога ему, как считала. Может, он хотел, чтобы так все и получилось, чтобы я сама от него ушла. Я знаю пару девушек, которые так поступали, решив избавиться от своих парней.

Весь первый день я действительно ожидала, что он позвонит, пришлет эсэмэс или, черт возьми, вломится в дом своего отца и устроит скандал, пока мы будем спокойно сидеть за ужином, не зная, как реагировать. Когда этого не произошло, все оказалось потеряно. Нет, я не забилась в угол и не плакала из-за жалости к себе. Я сама потерялась. Каждую секунду этого дня я проживала в ожидании, что Хардин прибежит и будет молить о прощении. Тогда я едва не сдалась. Я едва не решила вернуться в нашу квартиру. Я готова была послать к черту мысли о женитьбе, смириться с его враньем и неуважением, если только он всегда будет со мной. К счастью, я сумела выйти из этого состояния и сохранить хотя бы каплю чувства собственного достоинства.

Хуже всего было на третий день. Именно на третий день я осознала, что на самом деле произошло. После трех дней молчания я наконец заговорила – просто бормотала «да» или «нет» в ответ на вопросы Лэндона и Карен, когда они неуклюже пытались завести со мной беседу. Единственными настоящими звуками были приглушенные всхлипы и сбивчивые, вырывавшиеся сквозь слезы попытки объяснить самой себе, что жизнь без него будет лучше, легче, но убедить себя было трудно. На третий день я взглянула в зеркало на свое грязное от потеков туши и покрытое синяками лицо. Глаза опухли так, что едва открывались. Именно на третий день я повалилась на пол, наконец обращаясь к Богу и моля его о том, чтобы боль исчезла. Я сказала ему, что такую боль никто не выдержит. Даже я. На третий день я не вытерпела и позвонила ему. Я пообещала себе, что если он ответит, то мы сможем все решить и найти компромисс, извинимся друг перед другом и поклянемся никогда не расставаться. Но после двух гудков я попала на голосовую почту – значит, он отклонил звонок.

На четвертый день я сорвалась и позвонила снова. На этот раз он был учтив и не нажимал «отбой», пока телефон сам не предложил мне оставить голосовое сообщение. На четвертый день я поняла, что я дорожу им намного больше, чем он мной. Именно весь четвертый день я валялась в постели, вспоминая те немногие моменты, когда он говорил мне о своих чувствах. Я начала понимать, что большая часть наших отношений и мои представления о том, что он чувствует, были… лишь моим представлением об этом. Я начала понимать, что пока я размышляю о возможности все исправить, наладить наши отношения и никогда их не портить, он совсем обо мне не думает.

В тот день я решила вступить в ряды обычных тинейджеров и попросила Лэндона показать мне, как закачивать музыку на телефон. Научилась и не могла остановиться. Я добавила в мобильный больше ста песен и не снимала наушники почти целые сутки. Музыка отлично помогает. Слушая о боли других, я понимаю, что не одинока в своих страданиях. Не одна я полюбила человека, который любил меня недостаточно сильно, чтобы бороться до конца.

На пятый день я все-таки приняла душ и решила пойти на занятия. Я отправилась на йогу и надеялась, что сумею справиться с воспоминаниями, которые вызовет спортивный зал. Было странно находиться в окружении радостных студентов. Все силы ушли на мысли о том, чтобы случайно не наткнуться на Хардина в кампусе. Желание позвонить ему уже прошло. Утром я сумела выпить полчашки кофе, а Лэндон сказал, что щеки у меня понемногу розовеют. Казалось, меня никто не замечал, и именно этого я и хотела. Профессор Сото дал задание написать о своих самых больших страхах, касающихся жизни, а также Бога и веры. «Боитесь ли вы смерти?» – спросил он нас. «Разве я уже не мертва?» – мысленно ответила я.

На шестой день, во вторник, я начала говорить короткими, не совсем осмысленными предложениями, которые зачастую оказывались невпопад, но ругать меня за это никто не посмел. Я вернулась в «Вэнс». Первую половину дня Кимберли избегала смотреть мне в глаза, но потом решила завести разговор, который я с трудом могла поддерживать. Она упомянула какой-то ужин, и я постаралась запомнить, что надо переспросить ее об этом, когда я смогу мыслить здраво. Весь рабочий день я смотрела на первую страницу рукописи – сколько бы я ее ни перечитывала, смысл до меня так и не доходил. В тот день я даже съела больше, чем просто тарелку риса или банан, как было в предыдущие дни. Карен приготовила окорок, но я заметила это лишь потому, что она уже раньше его готовила, – когда мы с Хардином впервые пришли к ним на ужин. Воспоминания о том вечере, о том, как он сидел рядом со мной и держал меня за руку под столом, заставили меня снова окунуться в боль. В итоге я провела полночи в туалете: меня рвало всем, что я сегодня съела, – хоть и съела я мало.

Пока медленно тянулся седьмой день, я попыталась представить, каково было бы жить без этой боли? Что, если бы я просто испарилась? Мысль меня ужаснула – не из-за страха смерти, а из-за того, что в моем мозгу таятся такие мрачные размышления. Однако это вырвало меня из падения в пропасть и заставило вернуться к реальности до той степени, какую я сейчас смогу выдержать. Я сменила футболку и поклялась никогда больше не заходить в спальню Хардина, что бы ни случилось. Я начала подыскивать недорогую съемную квартиру поблизости от офиса «Вэнса» и пыталась узнать, можно ли продолжить учебу в университете дистанционно, через Интернет. Я так люблю учиться, что не стану лишать себя этой возможности – так что это точно отменяется, – зато нашла несколько вариантов квартир.