Многие другие, а именно большинство жокеев и известных репортеров из «Сан-Франциско Кроникл», «Ежедневная программа скачек», «Сарабред Рекорд», «Лос-Анджелес Экземинер» и прочих солидных изданий, согласились с ним. Давид Александер, который знал обоих жеребцов лучше, чем любой другой журналист, написал: «Если бы даже [Каяк] когда-нибудь добрался до подпруги Сухаря, тот бы все равно вырвался вперед и победил». Когда спросили у Джорджа Вульфа, который был жокеем обоих жеребцов, смог бы Каяк выиграть, он засмеялся и произнес: «Если бы Каяк набросился на него… [Сухарь] бы ускакал… У этого парня не было ни дня, когда он мог бы стать чемпионом». На тот же вопрос Том Смит ответил: «Никогда Каяк не смог бы обойти Сухаря, ни на десяти метрах, ни на десяти милях».

Каяк был отличным скакуном, но предположение, что у него украли победу, абсолютно безосновательное. Спекуляция на тему Каяка может затмить самое главное, что произошло на том гандикапе, а именно то, что Сухарь проявил свой незаурядный талант и проскакал дистанцию гораздо лучше, чем Каяк и любая другая лошадь. С самого начала скачки Сухарь взял чрезвычайно быстрый темп и не снизил его до самого финиша. Такой темп подходит только для лошадей, которые замыкают группу во время всей скачки и делают бросок на финише. Но он изматывает лидеров, набравших его на старте, которые в конце концов уступают дорогу тем, кто ранее скакал позади них. Пока Сухарь сжигал свою энергию в горячем скоростном поединке, Каяк скакал в конце каравана, готовясь совершить внезапный рывок, когда лидеры подустанут. Когда их скорость резко снизилась, Каяк и некоторые другие лошади, сберегавшие силы для финишного броска, устремились вперед, но Сухарь, к всеобщему удивлению, нарастил скорость. Более того, в тот момент он показал второе время на дистанции в десять фарлонгов за всю историю скачек в Америке. Ему тогда исполнилось уже семь лет, он нес на себе шестидесятикилограммовый вес и едва оправился после тяжелой травмы. В тот день ни Каяк, ни одна другая лошадь не шли с ним ни в какое сравнение.)

Над Санта-Анитой вздрогнули небеса. Ховард выскочил из ложи, потрясая кулаками. Смит мчался рядом. Ямми, подскакивая, как колобок, бежал по призовому кругу. В толпе рыдала Агнес. Вокруг них мужчины и женщины размахивали шляпами, вылетали на трек, барабанили по ограждению и похлопывали друг друга по спине. Сотни зрителей плакали от счастья. «Прислушайтесь к этому реву толпы! – кричал Хернандес{568}. – Семьдесят восемь тысяч фанатов просто сошли с ума, как, впрочем, и ваш комментатор!» Практически каждый журналист сообщил, что такого громкого и продолжительного ликования он еще не слышал.

Наконец-то был побит рекорд Сан Бо по общей сумме заработанных призовых. Сухарь установил новый официальный рекорд скаковой дорожки, который целое десятилетие никто не мог повторить. Он проскакал 2 километра за 2: 01,2. За всю историю скачек в Америке Сухарь показал второе время на дистанции в 2 километра[9].

Поллард пустил жеребца галопом по противоположной прямой, давая себе возможность провести с ним наедине еще несколько минут, затем развернул скакуна и поскакал назад. Он возвращался в реальность. Прямая спина, царственная осанка, гордо поднятая голова, вся фигура преисполнена чувством собственного достоинства… А по лицу струились слезы. Кто-то из очевидцев заметил, что Поллард выглядел как «человек, который побывал на Олимпе и еще не осознал, что уже спустился оттуда»{569}.

Он провел жеребца через орду вопивших фанатов на призовой круг. Сухарь шел гордой поступью победителя. Позже Поллард сказал: «Даже не думайте, что он не знал, что стал настоящим героем». Ховард поспешил им навстречу, начал похлопывать жеребца и что-то кричать Полларду. Каяка вывели на призовой круг и поставили рядом с Сухарем. Вспышки фотокамер как молнии освещали обоих жеребцов. На колени Полларду упала чемпионская попона из роз. Под ней он нащупал руку Ямми с бутылкой виски и незаметно забрал ее. Жокей наклонил голову, как бы нюхая розы. Позже он заметит: «Это был самый ароматный напиток, который я когда-либо пробовал»{570}. Жеребец стоял спокойно и невозмутимо щипал розы с попоны победителя, в то время как охотники за сувенирами выдергивали волосы из его хвоста.

Поллард с мокрыми от пота волосами накинул попону с розами на плечи и сполз со спины Сухаря. Ямми, все так же подпрыгивая, кинулся к нему с объятиями. Ненасытные поклонники стянули попону с Полларда, унесли прочь и разодрали на клочки. Он даже не успел выдернуть из нее несколько бутонов, которые обещал подарить своей Агнес. Ховард так и не увидел этот трофей. Поллард ослабил подпруги и вышел на круг под бешеные аплодисменты. Фанаты отталкивали друг друга, чтобы оказаться поближе к своему кумиру и пожать ему руку. Ред прошмыгнул в жокейскую и снял свой костюм. Медальон с изображением святого Христофора блеснул на его груди.

Вульф стоял в противоположном углу комнаты. Если у них и были разногласия, то сейчас они исчезли, и оба это знали. Рыжего утащили в ложу прессы. Восхваляя Смита, Брэдшоу и доктора Бэбкока, он стрелял сигареты у репортеров. Потом по привычке сделал несколько выпадов в сторону Вульфа{571}.

Когда Вульф рассказывал о скачке, в его голосе не прозвучало ни капли горечи. Он не сожалел, что проиграл. «Там было слишком много Сухаря. Это самая лучшая, самая великолепная из всех лошадей, которую я когда-либо видел».

После того как лошади, тренеры и конюхи покинули трек, на ипподроме еще долго не утихал шум, толпа никак не могла угомониться. Наконец все разошлись, и работники начали приводить дорожки в порядок. В восточной части трибуны стоял одинокий фанат. Когда солнце растворилось в зимнем небе, этот человек, повернувшись к пустынному треку, закричал: «Да здравствует Сухарь! Ура Сухарю!»{572}