Обращение с рядовыми было не лучшим. Боевой дух войск постоянно падал. В докладе политуправления Северного фронта от 30 августа отмечался постоянный рост числа случаев самострела. В частности, в нем приводился в пример госпиталь № 61: из общего количества в 1000 раненых 147 имели подозрительное ранение левого предплечья, 313 – кисти левой руки, 75 – правой руки, то есть 50 % раненых подозревались в умышленном членовредительстве! С 16 по 22 августа при попытке проникнуть в Ленинград было задержано 4300 дезертиров, из них 1412 бойцов и командиров дивизий народного ополчения. Отдел цензуры НКВД задержал с 10 по 30 августа 18 813 писем, содержавших «ярко выраженные отрицательные настроения» по поводу поражений Красной армии. С 13 по 15 сентября в городе по подозрению в дезертирстве были задержаны еще 3566 человек[452]. В постановлении Военного совета Ленинградского фронта № 274 от 18 сентября, подписанном Жуковым, предписывалось создание трех заградотрядов в тылу 55-й и 42-й армий и еще четырех таких отрядов в городе для проверки документов у всех военнослужащих. Семьи, укрывавшие уклонявшихся от военной службы или дезертиров, подлежали суду военного трибунала. Стабилизация фронта, возведение сплошной оборонительной линии способствовали появлению фактов братания с противником. Приказом от 5 октября Жуков требовал немедленно открывать огонь по всякому солдату, пытающемуся вступать в контакт с противником, а командиров и комиссаров тех частей, где происходили подобные факты, арестовывать и предавать суду военного трибунала. Подписанная Жуковым 28 сентября директива предписывала: «Разъяснить всему личному составу кораблей и частей, что все семьи краснофлотцев, красноармейцев и командиров, перешедших на сторону врага, сдавшихся в плен врагу, будут немедленно расстреливаться, как семьи предателей и изменников Родины, а также будут расстреливаться и все перебежчики, сдавшиеся в плен врагу, по их возвращении из плена»[453]. Это была вершина репрессивных мер, получившая одобрение Сталина, несмотря на многочисленные протесты.

Этот Жуков, энергичный и безжалостный боец, нам уже знаком. Следует подчеркнуть еще один аспект его деятельности в Ленинграде. Он восстановил баланс между различными политическими институтами – партийной организацией, возглавляемой Ждановым, руководителями промышленности, горсоветом, местным управлением НКВД, военной прокуратурой, трибуналом, – установил правила их взаимодействия и подчинил их военной власти. В то время, когда Ворошилов подчинялся Жданову, а Попов не имел никакого веса перед молодым начальником Ленинградского областного управления НКВД, Жуков поставил их всех под свое начало. Даже Жданов, который хотел поначалу поручить оборону города только НКВД, не смел выражать недовольство, тем более что весь август он провел в прострации в бомбоубежище Смольного, где напивался до беспамятства, если верить свидетельству Суханова, помощника Маленкова. Жуков взбодрил Жданова, восстановил авторитет парторганизации и поставил на место НКВД. После его отъезда с Ленинградского фронта это состояние равновесия, благоприятное для военного командования, сохранится.

Сталин, поначалу сомневавшийся в возможности удержать Ленинград, одобрял действия своего генерала. 13 сентября, на следующий день после прибытия в Ленинград Жукова, он направился туда с особым заданием Меркулова:

«Мандат.

Дан сей Заместителю НКВД СССР т. Меркулову В.Н. в том, что он является Уполномоченным Государственного Комитета Обороны по специальным делам. Тов. Меркулову поручается совместно с членом Военного Совета Ленинградского фронта тов. Кузнецовым тщательно проверить дело подготовки взрыва и уничтожения предприятий, важных сооружений и мостов в Ленинграде на случай вынужденного отхода наших войск из Ленинградского района. Военный Совет Ленинградского фронта, а также партийные и советские работники Ленинграда обязаны оказывать т. Меркулову В.Н. всяческую помощь».

Но, хотя Ленинград и останется заминированным до 1943 года, Сталин всецело поддерживал Жукова. Он убедился в беспомощности Жданова, Ворошилова и Попова. Двум последним он открыто выражал свое презрение в паре десятков телеграмм, посланных в августе и сентябре: «…если Вы ничего не будете делать для того, чтобы требовать от своих подчиненных, а будете только статистом, передающим жалобы армий, Вам придется тогда через несколько дней сдавать Ленинград» (28 августа). «Откуда у них такая бездна пассивности и чисто деревенской покорности судьбе?» (29 августа). «Ставка считает тактику Ленинградского фронта пагубной для фронта. Ленинградский фронт занят только одним, как бы отступить и найти новые рубежи для отступления. Не пора ли кончать с героями отступления?»[454](1 сентября).

Конечно, Жукову не удалось снять блокаду Ленинграда. У него не хватило времени. Данная цель была осуществима только при поддержке 54-й армии маршала Кулика, находившейся вне кольца окружения. Кулик, после долгих отговорок, 10 сентября, за два дня до приезда Жукова, предпринял атаку на Синявино и Мгу. Но отсутствие воли и, как кажется, достаточного количества артиллерии не позволило ему достичь успеха. 15 сентября Жуков попросил его предпринять на следующий день новую атаку. Кулик отказался, ссылаясь на вчерашнюю атаку немцев в направлении Шлиссельбурга. Жуков сухо ответил ему: «Противник не в наступление переходил, а вел ночную силовую разведку! Каждую разведку или мелкие действия врага некоторые, к сожалению, принимают за наступление. […] Понял, что рассчитывать на активный маневр с вашей стороны не могу. Буду решать задачу сам. […] По-моему, на вашем месте Суворов поступил бы иначе. Извините за прямоту, но мне не до дипломатии. Желаю всего лучшего»[455].

Несмотря на требование Сталина от 16 сентября, Кулик предпринял новую атаку только 18-го. 20-го вождь предложил включить его армию в Ленинградский фронт, подчинив ее Жукову. Кулик отказался. Удивляет терпение Сталина. Но в конце концов он все-таки сделал выбор между профессиональной компетентностью и политической преданностью старого соратника в пользу первой: 24 сентября на место Кулика был назначен Хозин, человек Жукова. Чтобы быть справедливым к Кулику, который будет понижен в звании до генерал-майора, его наступление, при всей своей несогласованности, напугало Лееба, который для его отражения запросил – и получил – ценные подкрепления, прибывшие из рейха; он отложил отправку под Москву моторизованного корпуса и, главное, перебросил на 100 км на восток одну танковую и одну пехотную дивизии, теснившие на западе армию Федюнинского.