Какой-то юноша помахал монеткой, торговец взял ее и опять устроил представление не хуже кукольного, вручая ему предсказание в золотом орехе. Юноша узнал, что его брачное предложение будет принято, и отошел от телеги, радостно ухмыляясь. Теперь уже многие в толпе принялись размахивать монетками, некоторые аж подпрыгивали от нетерпения. Двалия, прищурившись, словно кошка у мышиной норки, наблюдала, как торговец берет деньги и раздает предсказания. Не все орехи сулили удачу. Один человек спросил насчет урожая и получил совет поберечь деньги и не покупать то, что задумал. Он опешил, а потом крикнул зрителям:

– Я пришел на рынок купить лошадь, чтобы пахать на ней землю, но теперь обожду!

Супруги, лелеявшие надежду, что у них будет ребенок; мужчина, раздумывавший, продавать ли ему землю; женщина, которая хотела знать, поправится ли ее отец от раны… Раз или два торговец брал монету, прижимал ко лбу, потом неуверенно помахивал ей.

– Она не хочет вести мою руку, – говорил он. – Мне нужен кусочек серебра побольше, чтобы найти ответ на твой вопрос.

И к моему изумлению, люди давали ему монеты покрупнее. Как будто, ступив на тропу, не могли уже свернуть с нее. Некоторые читали предсказания вслух, другие сутулились, стараясь никому не показывать, что написано на их свернутых в трубочку бумажках. Неграмотным торговец читал предсказания сам. Он открывал один ящичек за другим. Толпа все росла. Те, кто уже узнал свою судьбу, оставались из любопытства послушать, что выпадет другим.

Двалия отвела нас подальше, но на краю толпы остановилась и шепнула Виндлайеру:

– Хватай его.

– Его? – переспросил он в полный голос.

Ей явно захотелось ударить Виндлайера, но она сдержалась. Видно, не хотела привлекать внимание.

– Да, его. Того, кто торгует фальшивыми предсказаниями, – прошипела она сквозь зубы.

– О!

Виндлайер уставился на торговца. Я чувствовала, как от него к человеку на телеге ощупью потянулись щупальца магии. И я знала, что у Виндлайера ничего не получится. Дух этого человека был слишком силен, чтобы его можно было пленить такими слабенькими путами. Я ощущала ауру, которую создает вокруг себя торговец предсказаниями, и, к моему удивлению, аура эта была окрашена магией. Он не пытался тянуть эту магию вовне, как Виндлайер, а кутался в нее, как в свой разноцветный плащ, и, подобно плащу, она притягивала к нему людей, приглашая присмотреться к нему. Я мысленно потянулась к его магическому покрывалу и потыкала легонько. У торговца на миг сделался озадаченный вид. Я отпрянула. Все, что он мог, – притягивать людей. Возможно, он и сам не понимал, что использует для этого магию.

Тут я заметила, что Виндлайер пристально смотрит на меня. Я отвернулась и почесала шею. Я же не собиралась пробовать на ощупь магию торговца. Сама не знаю, как так вышло. И вот теперь Виндлайер почувствовал мою попытку, и это пробудило его старые подозрения.

Торговец предсказаниями размахивал монетой, делая вид, что она притягивает его руку к ящичку с вырезанной на нем птицей. Я притворилась, что всецело поглощена зрелищем.

– Не получается, – признался Виндлайер Двалии. Она еще даже не успела зыркнуть на него, а он уже сморщился, как от боли. – В него не пробраться.

– Так проделай лазейку.

– Не могу, – медленно протянул он.

Двалия молча скрипнула зубами, потом схватила его за грудки и притянула к себе, так близко, будто укусить хотела.

Брызжа ядом, она прошипела:

– Я знаю, чего ты хочешь. Знаю, чего жаждешь. Но послушай меня, ты, бесформенное ничтожество, не человек и не Белый! У меня осталось зелья всего на один раз. На один! Если дать его тебе сейчас, что мы будем делать потом, когда нам вдруг потребуется вся твоя сила? Так что найди лазейку в этого жулика. И поживее, а не то я убью тебя. Все просто: не можешь делать свою работу – значит бесполезен. Я оставлю тебя гнить. – И она оттолкнула его.

По лицу Виндлайера я видела: каждое ее слово причиняло ему боль, разило, будто стрела. Он поверил ей без малейших сомнений. И я тоже. Если сегодня он не сделает, что она велела, Двалия убьет его. Я не задавалась вопросом, как и когда она это сделает. Мне хватало знать, что она убьет его.

И тогда я останусь с ней вдвоем. Эта мысль обрушилась на меня, словно удар топора.

Плечи Виндлайера часто-часто поднимались и опадали: он задыхался от ужаса. Не раздумывая, я взяла его за руку.

– Постарайся, – умоляюще сказала я. Он взглянул на меня вытаращенными глазами и снова отвел взгляд. – Постарайся, брат мой, – добавила я ласковее.

Я не могла, просто не могла заставить себя посмотреть на Двалию. Что она сейчас делает? Улыбается, любуясь нашим страхом? Радуется тому, что заставила нас объединиться? Не знаю и знать не хочу.

Пухлая лапка Виндлайера сжала мою руку. Его ладонь была теплая и влажная, и казалось, что моя рука очутилась в чьей-то пасти, мне хотелось отдернуть ее, но я терпела. Не время сеять в нем сомнения. Виндлайер судорожно вздохнул, и я почувствовала, как он взял себя в руки. Вот он собрал воедино всю свою магию – и в этот миг я поняла: чтобы там ни говорила Двалия, это магия Видящих. А потом ощутила, как он подул магией в сторону торговца.

Сколько раз я видела, как мой отец и сестра используют эту магию… Они оттачивали ее, превращая в острейшее орудие, какое только можно вообразить, и направляли точно на того человека, который был им нужен. Виндлайер же то вытягивал губы трубочкой, то вновь поджимал их, словно набрал в рот воды и хотел обрызгать ею торговца. Да как ему вообще удавалось удерживать в узде герцога Эллика и его людей при помощи такой слюнявой магии? Возможно, тогда он был сильнее. Возможно, он был так силен, что ему не было нужды учиться обращаться с магией. Наверное, это все равно что давить муравья кирпичом – или пальцем.

Магия медленно, вязко двинулась в сторону торговца. Вот она добралась до него – и окатила с головы до ног. Но тот был так полон самодовольства, так блистателен в своем стремлении торговать, что ему это было как с гуся вода. Магия нахлынула на него и откатилась: я почувствовала, как моя рука утонула в руке Виндлайера. И как пошатнулась его вера в свои силы. Отчаяние брало верх над ним, и от этого магия делалась вялой, он не мог толком направить ее.

– Ты справишься, – шепнула я, от всей души желая, чтобы уверенность вернулась к нему, и он попробовал снова.

Однажды я упала с дерева, разбила локоть и прибежала к маме, не замечая, что у меня кровит не столько локоть, сколько нос. Так было и с магией: я не замечала, что нечто важное исходит из меня и течет сквозь Виндлайера, пока не увидела, что из этого вышло. Виндлайер, собрав остатки своей магии, катил их на торговца, будто огромный камень, неуклюже кувыркавшийся с горы. А потом другая магия стала направлять его. И по тому, как эта другая магия была так похожа на то, что делали мой отец и сестра, я поняла, что она принадлежит мне. И тогда «камень» Виндлайера превратился из неуклюжего валуна в метко нацеленный снаряд.