силы сейчас господствуют. Это реакция на разрушение национальных ценностей. Раз не устраивают коммунисты — сразу давай монархию; раз не устраивает партийный аппарат — давайте восстановим церковь в том виде, как она была до революции. Хотя забываем, что именно потому, что она была такой, произошла катастрофа. Это никого уже не интересует. Ностальгия по прошлому… (отец А. Мень).

Я обращаю внимание на весьма опасную тенденцию — встречное движение крайне реакционных, националистических и религиозных организаций: националисты стремятся сделать церковь своим союзником («Россия — для русских и православных»), духовенство пытается занять в экстремистских организациях ведущее место. Красноречивой иллюстрацией встречного движения может служить цитата из 99/100 номера «Земщины» за 1995 год, в котором опубликована программа Народной национальной партии: «Лица нерусской национальности или неправославного вероисповедания не могут быть гражданами России… российские официальные лица должны быть русскими по крови и православного вероисповедания»[242].

Возрождению фашизма споспешествует как авторитарная ментальность нации, так и национальные движения, основанные на принципе диктатуры и стремящиеся к выполнению функций традиционного фашизма, а именно: очистка, объединение и оживление нации, находящейся в состоянии упадка.

Основа для такого объединения может быть церковная, религиозная, хотя даже фундаменталистская церковь чаще всего склоняется поддерживать авторитарный режим, чем фашистский. Но если церковь исторически ослаблена, если она веками обслуживала правящий режим, то мракобесные элементы в ней могут «идеологически обслужить» и новый фашизм. Уолтер Лакёр усматривает такую потенцию в исламе и в русском и сербском православии. Он приходит к выводу, что трудности, которые испытывает становление демократии и рыночной экономики в бывшем Советском Союзе, создают самые благоприятные после 1945 года условия для процветания «функциональных эквивалентов фашизма».

Демонстративный нейтралитет русской православной церкви в отношении национал-радикалов облегчает последним задачу приспособить религию для собственных целей. Националистические движения находят сочувствие у «правого» крыла церковных деятелей. Русский православный национализм превращается в сильное течение внутри русской православной церкви. Это — крайне тревожная тенденция, так как для российского менталитета вопрос веры — один из важнейших.

Русский тоталитаризм породил феномен «советской церкви», которая пропитана идеологией гэбизма, «срослась» с государством, стала своеобразным «министерством религии» в структуре советского государства. Державность, государственность, национализм, охрана устоев стали определяющими критериями православного мировоззрения. Христианская мораль, терпимость, прощение, любовь отошли на второй план, а первый заняли идеи и силы, представляющие национально-консервативное и даже радикально-националистическое течения. Свидетельствует А. Солдатов[243]:

Православие, призывающее людей, по известному выражению Блаженного Августина, из «Града Земного» в «Град Небесный», становится, совершенно парадоксальным образом, «цементирующим началом национальной государственности», то есть идеологической опорой национального государства.

Отученная от власти над душами людей, обласканная новой властью России, сама ставшая в последние годы «властью», Московская Патриархия все больше становится рупором тех идей, которые выгодны всемогущим «органам», правящим ныне бал в России. Скажи мне, на что сегодня намекает церковь, и я скажу, что завтра потребуется власти России.

Поддерживая официальное руководство страны, воздерживаясь от всякой критики в его адрес, церковные иерархи ведут себя как искушенные политики и ожидают ответной взаимности. Поддержка государственных органов РПЦ сегодня крайне необходима в первую очередь ввиду сложной и конфликтной ситуации, которая сложилась в ее взаимоотношениях с другими православными конфессиями. Только поддержка власти обеспечивает сохранение и упрочение позиций РПЦ как доминирующей на территории России православной церкви.

Свидетельствует священник Александр Борисов[244]:

Церковь для многих людей, недавно в нее пришедших и еще плохо ориентирующихся в христианстве, становится неким символом, который оказывает дурную услугу: мы — православные, а другие — неправославные, мы правильно славим Бога, а все остальные — неправильно. При этом люди, недавно бывшие членами партии, пионерами и комсомольцами, внезапно становятся очень активными православными.

Следует помнить, что на территории России существует несколько соперничающих православных конфессий: кроме новообрядческой Русской Православной Церкви, возглавляемой Московской Патриархией, православие представлено Русской Православной Старообрядческой Церковью, Русской Православной Церковью Заграницей, Русской Православной Свободной Церковью, Истинно Православной Церковью и другими, причем именно РПЦ имеет меньше всего моральных прав называть себя «истинно» православной — слишком много предательств, соглашательств, обманов, прямого стукачества. Почему тогда нынешняя власть сделала ставку на РПЦ? Ответ очевиден — это «свои», «проверенные-перепроверенные», «служивые», «заслужившие». Заслужившие — что? То, к чему давно и безнадежно вожделели — роль официальной государственной церкви — раз, властные и представительские функции — два. По указанным причинам в многочисленных конфликтах между конкурирующими церквами власть неизменно становится на сторону РПЦ, а РПЦ, естественно, неизменно поддерживает власть…

В стремлении сохранить свою роль в государстве руководство РПЦ вынуждено искать союзников, которых оно находит не только в лице официального руководства страны, но и среди различных сил, представляющих «патриотическую» часть политического спектра — от коммунистов до откровенно фашиствующих националистов. Неудивительно, что национал-патриотическая риторика становится едва ли не доминирующей в выступлениях значительной части иерархов РПЦ. Предпринимается вполне осознанная попытка реанимации национально-религиозной идеологии, представляющей православие как исключительно национальную религию русских. В этом контексте представляется вполне справедливым утверждение, что «попытка реанимации… религиозной идеологии… выглядит как некий трагифарс, скрывающий потенциальную угрозу использования „религиозной крыши“ совсем иными политическими силами, рвущимися к абсолютной власти…»

Усиление ультраконсервативных настроений внутри РПЦ создает условия, при которых националистическое течение начинает претендовать в ней на доминирующую роль. Этому во многом способствовала и личная позиция Патриарха Алексия II, который, стремясь обеспечить себе максимально широкую поддержку, был не способен на сколько-нибудь решительное противодействие сторонникам радикального национализма.

Становится все более очевидным тот факт, что значительная часть иерархии, клира и церковной общественности РПЦ тяготеет сегодня к консервативно-патриотическим идеям, а отдельные из них занимают откровенно радикально-националистические позиции. Эту тенденцию, в частности, выражает газета «Русский вестник», стоящая на стыке собственно православного мира и мира околоцерковных «патриотов» и националистов. «Православный национализм» представлен в ее материалах во всей своей полноте.

Судьбы Александра Меня, Глеба Якунина, Георгия Кочеткова, Александра Борисова, Александр Шмемана и некоторых других священнослужителей являются наглядным свидетельством расплаты за церковное инакомыслие, за попытки реформировать и обновить клир. На радость последнего, количество «отщепенцев» в РПЦ невелико — сказывается военная дисциплина и отменная работа церковных «органов».

Место черносотенца Илиодора, организовывающего погромы до революции 1917 г., в 90-е годы занял один из высших иерархов православной церкви, лидер правых экстремистов, член Священного Синода, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский о. Иоанн, умерший 2 ноября 1995 года. Именно этот «святой отец» призывал к этническим чисткам в системе госучреждений наподобие того, что происходило в Германии 1933 года. В книге о. Иоанна