О состоянии РПЦ в XIX веке засвидетельствовал архимандрит Антонин Капустин, посол РПЦ в Константинополе, Афинах и Иерусалиме. Сравнивая увиденное на руинах бывшей Византии с реалиями своей страны, он сказал, что даже убогость христианских церквей Востока не мешает египетскому христианину возвыситься духом единства и «богоподобной» жизни, полностью утраченных русской церковью…

Даже историки русского православия вынуждены признать тот печальный факт, что пик религиозной свободы пришелся… на времена Киевской Руси, на эпоху князей Владимира и Ярослава Мудрого. Затем — только скольжение вниз, непрерывное усиление обрядоверия и скрывающегося под тонким слоем христианства язычества. Язычество всегда продолжало жить в глубинах русской души, и это одна из причин легкости, с которой церковь рухнула в 1917-м и не смогла покончить с ним, выйдя из катакомб в 1991-м.

Если РПЦ — это «совесть» государства, то совесть больная, калечная, поставленная на службу, так сказать «совесть в услужении»… Свидетельствует Г. Флоровский:

В своем попечительском вдохновении «полицейское государство» неизбежно оборачивается против церкви. Государство не только ее опекает. Государство берет от церкви, отбирает на себя, берет на себя ее собственные задачи. Берет на себя безраздельную задачу попечения о религиозном и духовном благополучии народа. И если затем доверяет или поручает эту заботу снова духовному чину, то уже в порядке и по титулу государственной делегации… в меру и по мотиву государственной полезности и нужды.

Советская власть стала последней точкой в грандиозной трагедии русской православной церкви. Ее разгром шел сверху и изнутри: сверху — большевиками, изнутри — чекистами в панагиях и коллаборационистами в рясах, которые выступили против только что избранного патриарха Тихона (1917) с его идеей «христианского социализма» и требованием поддержать новую власть. Свидетельствует А. Нежный[240]:

Кровавый рубеж семнадцатого года разделил священнослужителей русской православной церкви, и в том числе — ее иерархию. Вставшие по одну его сторону добровольно избрали мученический венец и бессмертие, шагнувшие по другую — земное благополучие и грядущий позор.

Большевистские репрессии против священнослужителей, сравнимые разве что с фашистским геноцидом евреев, конфискация церковных ценностей, разрушение храмов, вербовка попов ЧК и КГБ, засылка в церковные семинарии офицеров заградотрядов и СМЕРШа, внутренние расколы — всё это превратило РПЦ в безропотный придаток советского государства, каковым она, присягнув в свое время на верность Сталину, пребывает по сей день. По словам церковного диссидента Глеба Якунина, «…была создана совершенно новая, чуждая православной традиции религиозная организация тоталитарного типа, с новыми, ранее не существовавшими правилами, со структурой управления, копирующей сталинское политбюро…»[241].

В 1927 году митрополит Сергий (Страгородский), воспользовавшись арестом местоблюстителя патриаршего престола, не без помощи ГПУ самозванно захватил административную власть над церковью. За сим последовало запрещение в служении и даже отлучение епископов, отказавшихся присягнуть на верность Сталину. Теперь все полномочия самозванца проистекали не из канонов церкви, а исключительно из постановления о регистрации его «синода» карательным органом большевиков ЧК-ГПУ.

Призыв Иоанна Златоуста к вечному обновлению церкви патриарх Сергий преобразовал в духе православия — развитие от плюрализма к нерушимому единству. Разве это не перевертыш, не формула застоя, не принцип тоталитаризма?.. В недрах русской православной церкви всегда наличествовало стремление превратить церковь в единый государственный организм, но если говорить о Промысле Божием, то история всех церквей шла не по линии централизации и объединения, а, наоборот, по пути плюральности. Бог действительно един, но мир множествен, и, значит, Богу это необходимо, чтобы удерживать его в равновесии. Так что выходит: бороться за единство — это вести борьбу с Богом…

Вскоре после узурпации церковной власти Сергий опубликовал Декларацию, где объявил радости социалистического государства радостями церкви. «Ваши радости — наши радости», — написал он большевистским правителям. Санкционированные властью действия Сергия фактически привели к расколу церкви и к уходу ее лучшей части в катакомбы. В год закрытия последнего монастыря и массовых сталинских репрессий против служителей культа (1930) Сергий заявил иностранным журналистам, что в России церковь никто не преследует. В это самое время было уничтожено или подвергнуто арестам десятки тысяч церковников! К 1939 году в СССР легально действовало всего лишь около ста православных приходов, а на свободе «про запас» большевики оставили лишь небольшую горстку самых ревностных и преданных Сталину сергиан.

В своих манифестациях митрополит Сергий отрекся от мучеников церкви, утверждая, что все казнимые в СССР священники есть политические преступники, замешанные в «монархических происках». Ради чего? Ради сохранения остатков церкви? Нет, исключительно ради сохранения архиерейского поста. И разве нынешние первосвященники уже в совсем иные времена не продолжают объясняться в горячей любви к «имперской канцелярии»?..

Напомню, что митрополит Сергий (Страгородский) прислуживал в Москве большевикам точно так, как другой митрополит Сергий (Воскресенский) — фашистам в Риге и Вильнюсе. Какими бы ни были оправдания клира, на вопрос, можно ли в таких обстоятельствах служить Христу, читатель может ответить самостоятельно. Я думаю, что, наверное, можно, но вот с примерами — проблема…

В разгар Великой Отечественной войны, когда по конъюнктурным причинам Сталин замыслил воспользоваться православной козырной картой Москвы как Третьего Рима, в Кремль были вызваны три активиста сергианской раскольничьей группировки: митрополиты Сергий, Алексий и Николай, которым было предписано собрать по концлагерям оставшихся в живых лояльных епископов для избрания нового патриарха. Иными словами, «собор», с которого берет начало современный православный патриархат, был созван по приказу Кремля и большая его часть состояла из лиц, согласившихся верой и правдой служить богоборческой власти. Свидетельствует Глеб Якунин:

Организованный органами безопасности «собор» избрал Сергия Страгородского «патриархом всея Руси»… Новообразованную религиозную организацию — Московскую патриархию Сталин и Берия назвали также по-новому: «Русская Православная Церковь» вместо традиционного «Российская», подчеркнув ее националистический характер и обозначив ее роль в борьбе с так называемым «космополитизмом». Таким образом, православная Церковь, основанная на Руси в 988 году, с 1927 года существовала только лишь в катакомбах и в изгнании за границей.

Принятое в 1945 году «Временное положение об управлении РПЦ» превратило Московскую патриархию в некое подобие тоталитарной секты, где три человека во главе с так называемым «патриархом Московским и всея Руси» получили власть большую, чем Поместный собор, и право административно управлять церковью еще более диктаторски, чем петровский синод. Но если императоры до 1917 года считались все же православными христианами, то теперь официальные структуры Церкви абсолютно подчинились воле вождей богоборческого режима. Такого падения церковная история за 2000 лет христианства еще не знала!

«Патриархом всея Руси» на «соборе» 1945 года неканоническим открытым голосованием был избран митрополит Алексий (Симанский), ближайший сподвижник Сергия (Страгородского), дискредитировавший