Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Со временем Салемме стал примером для подражания других заключенных и настоящим лидером корпуса. Охрана всецело полагалась на него. Он получил самую крутую работу, которую ранее поручали Хоуи Винтеру, пока его не перевели в другой корпус. Фрэнк сделался «раздатчиком пищи»: три раза в день, пока все заключенные сидели под замком в своих камерах, он накрывал столы в тюремной столовой. Он раскладывал лед по кувшинам для сока, протирал столы, расставлял стулья. Ни одна обязанность в корпусе не требовала такой ответственности – ни уборка в прогулочном дворике, ни вынос мусора, ни уборка душевых, ни подметание этажей и проходов между рядами камер. Охранники добивались, чтобы помещения корпуса сияли чистотой, как больничные палаты, и Фрэнк в этом деле был незаменим. Конечно, это ничем не напоминало его прежнюю жизнь криминального авторитета, но работа занимала его, помогая коротать тюремные дни.
Делюка не отличался таким рвением к работе. Его обязанностью было подметать полы в «мезонине», у камер второго этажа. Но, как и Салемме, он старался оставаться в форме и часто подтягивался на турнике, тренируя мышцы. Оба следили за своим питанием, особенно Салемме, избегавший жирной тюремной пищи и нажимавший на салаты и фрукты. Салемме также много читал, в основном журналы о яхтах или книги Тома Клэнси и Дина Кунца[125].
С Флемми была совсем другая история. По мере продолжения судебных слушаний, в которых раскрывались новые детали его сотрудничества с ФБР, Флемми все больше и больше становился тюремным изгоем. Заключенные избегали общения с ним. Он был изгоем – стукач, ссученный, низшая ступень в преступной иерархии. Салемме не то что не говорил с ним – он даже не смотрел в его сторону. Флемми иногда заговаривал с Делюкой, но получал резкие и краткие ответы.
Это отчуждение, возникшее после того, как была предана огласке его работа на ФБР, и само по себе было не из легких, но Флемми еще сильнее замкнулся в себе в тот день, когда Джонни Марторано увезли, чтобы он начал сотрудничать с прокурорами. Тюремная охрана меньше всех стала бы скучать об этом убийце. Марторано наводил на них ужас – угрюмый, хладнокровный рецидивист, передвигавшийся по корпусу с таким видом, словно хотел сказать: «А ну свалили отсюда, я – Джон Марторано, могу и тебя убить». Но отъезд Марторано окончательно добил Флемми. Стало понятно, что Марторано решил подтянуть Флемми и Балджера к делам об убийствах – особенно об убийстве Роджера Уилера в 1981 году. Это означало, что, даже если адвокат Флемми, Кен Фишман, добьется снятия обвинений в вымогательстве, прокуроры тут же откроют новое дело, на этот раз – по обвинению в убийствах.
В начале сентября, когда все внимание было приковано к судье Вулфу, появились новости о том, что Марторано и сторона обвинения успешно закончили обсуждать условия сделки о признании вины и Марторано готов давать новые показания в суде. В обмен на тюремное заключение на срок от двенадцати с половиной до пятнадцати лет Марторано согласился признать свою вину в двадцати убийствах, совершенных за три десятилетия в трех штатах, включая убийство Роджера Уилера, совершенное, как он утверждал, по приказанию Балджера и Флемми. «Люди, которых он решил сдать, пользовались покровительством ФБР, совершая преступные злодеяния в течение многих лет», – сказал Дэвид Уилер, сын застреленного владельца компании «Уорлд Джай Алай», выражая поддержку сделке с наемным убийцей.
Практически все время Флемми проводил в своей камере. В тюремном корпусе «Эйч-3» все заключенные старались избегать общения с бывшим криминальным авторитетом, и он коротал время в одиночестве, сидя в задумчивости на своей койке. «Все время тут сидит, – говорил один из охранников. – Прямо как мешок с клюшками для гольфа, что валяется в моей кладовке». У Флемми не было никакой работы, чтобы занять время. Ему даже не с кем было поговорить. «Он настолько подавлен, что не сегодня завтра свихнется», – отмечал один из полицейских. Флемми даже почти не выходил в прогулочный дворик, чтобы подышать свежим воздухом, подставить лицо солнечным лучам. Наступил канун оглашения одного из самых ожидаемых постановлений суда по крупнейшему делу против организованной преступности в истории Бостона, и лицо Флемми становилось все более бледным, почти прозрачным. Его кожа приняла цвет тюремных стен – по удачному сравнению одного из охранников, стала «неестественно белой».
* * *Тони Кардинале, адвокат, открывший ящик Пандоры, в котором годами скрывалось сотрудничество ФБР с Балджером и Флемми, начал день оглашения решения суда с тренировки в бостонском клубе «Атлетик». Потом он заехал в отель за Джоном Митчеллом, прилетевшим из Нью-Йорка. Они направились в здание суда, где клерк передал им коробку, в которой находилось семь экземпляров постановления суда. Кардинале немедленно отправил один из экземпляров курьером в Плимутскую тюрьму прямо Фрэнку Салемме. Затем, уединившись в кабинете Кардинале, засучив рукава и заказав побольше кофе и пончиков из «Данкин Донатс»[126], двое адвокатов углубились в чтение пространного судебного решения.
Колумнист «Бостон Геральд» Хоуи Карр позднее высказывал предположение, что Марк Вулф, должно быть, считал себя Эдвардом Гиббоном[127] организованной преступности Новой Англии, соорудив не простое постановление, а целый труд под названием «Взлет и падение империи Балджера»: в увесистом фолианте была 661 страница. Кардинале и Митчеллу понравилось, что Вулф начал свое исследование с цитаты из лорда Актона[128]. «В 1861 году, – писал судья, – лорд Актон отмечал, что “все тайное вырождается, даже отправление правосудия”». К этому Вулф добавил от себя: «Это дело подтверждает правоту его слов».
Пончики так и остались несъеденными. Адвокаты не могли выпустить текст Вулфа из рук. Юридическое обоснование – непосредственно судьба обвинения в вымогательстве – выглядело не очень убедительно. Так, судья отказывался считать иммунитет от преследований, будто бы гарантированный Балджеру и Флемми со стороны ФБР, по большей части без составления положенных по закону документов, достаточным основанием для защиты от любых преследований. В то же время он полагал, что устные обещания защиты, щедро раздававшиеся Балджеру и Флемми, компрометируют часть улик, собранных при прослушках, и что часть магнитофонных пленок должна быть исключена из числа улик по текущему делу. Судья утверждал, что собирается дать отвод этим уликам, а возможно, и некоторым другим. Без этих улик все дело повисало в воздухе. Но для