— Зачем? — снова спросила она, но, взглянув на него, поняла:спорить бесполезно. И Зейнаб безжизненным голосом начала свой рассказ… Когда жепечальная повесть подошла к концу, по прекрасному лицу Зейнаб вновь заструилисьслезы. — Я думала, что если сумею удержать ее от безумного шага до твоегопоявления. Карим, то она будет жить — но как только бедняжка поняла, что мнеуже ничто не угрожает…

Продолжать Зейнаб не могла — горе ее было слишком велико.Закрыв лицо руками, она громко разрыдалась, уже не стесняясь обоих мужчин… Нет,никогда ей не понять, почему Инига предпочла смерть! Для самой Зейнаб жизньбыла драгоценна, а когда она наносила ей удар, то девушка мужественнопересиливала себя и шла навстречу лучшим временам…

Ома, до сей поры сидевшая молча в уголке, подбежала кгоспоже и обняла ее.

— Ну-ну, моя госпожа, не печалься! — шептала она. — Таков ужздесь кодекс чести — ты не в силах была ее спасти. Видать, так уж ей было народу написано…

— Ты удовлетворен вполне, мой господин? — сухо осведомилсяХасдай. — Не думаю, что Зейнаб сможет что-либо добавить.

На самом же деле Нази был вне себя от гнева — зачем онпозволил князю так ее опечалить?! У Зейнаб ведь доброе и мягкое сердце. Оно итак глубоко скорбит…

Карим рывком поднялся и вышел. Он думал, что Зейнаб вряд лисообщит ему нечто новое — и все же повесть о зверствах, которые вынесла егонесчастная сестра, оказалась невыносимой даже для него, мужчины!

Наконец, печаль Зейнаб слегка улеглась, и она сказала Нази:

— Я пыталась спасти ее, Хасдай! Ей вовсе не надо былоумирать, но она упрямо повторяла, что раз она была изнасилована, то до концасвоих дней покрыта позором и не сможет жить в приличном обществе. О, почему этотак, мой господин? Ведь она ни в чем не повинна! Весь грех лежит на жестокихнасильниках! Некоторых я знаю в лицо. Они и по сей час находятся средипленников, и я хочу видеть, как они испустят дух! — Теперь голос ее дрожал:

— Я должна это видеть!

— Госпожа, Аллаэддин сказал, что смерть их будет ужасной, —прошептала Ома. — Князь и так пылал жаждой мести еще до того, как услыхал твойстрашный рассказ. Теперь он будет неумолим. Это будет поистине ужасное зрелище!

— Я должна это видеть. — страстно сказала Зейнаб иприбавила, обращаясь к Оме:

— Тебе не нужно сопровождать меня.

— Да будет так! — подытожил Нази.

Позднее Зейнаб вместе с Каримом пошла к пленным и самоличноуказала на тех двоих, кто в ее присутствии надругался над Инигой. Отыскала онаи того, о котором Инига рассказывала, что он любит прежде исхлестать ее кнутомдо крови, а затем уж овладеть ее телом… Этих троих тотчас же отделили от прочихпленных и отвели на главную городскую площадь для того, чтобы там публичнопытать их и казнить. Сперва каждого исполосовали кнутом — но не до смерти и недо потери сознания: палач проявил недюжинное мастерство. А затем в кровоточащиераны обильно втерли крупнозернистую соль, что заставило негодяев страдатьневыносимо. Затем их вздернули на дыбу — там им вырвали ногти на руках и ногах.Пытаемые выли и рычали от боли, а в воздухе стоял тяжелый запах крови, мочи,рвотных масс и испражнений… Но вот трое пленных уже «дозрели» до очереднойпытки.

Зейнаб сидела, замерев, на возвышении, специальноприспособленном для Карима, Нази и для нее… Она была бледна, но в аквамариновыхглазах не было видно и тени жалости. И никто, заглянув в эти глаза, недогадался бы, что под вуалью, скрывавшей нижнюю часть лица, она до крови кусаетгубы, чтобы не закричать… Она не отрываясь глядела, как хирург осторожноизвлекает из мошонки каждого преступника яички, сперва при помощи особых ухищренийсделав эту область тела нечувствительной: иначе боль лишила бы пытаемыхсознания. Все трое своими глазами видели, как их кастрируют… Душевная мука приэтом была много, много сильнее физических страданий. Толпа вскрикнула, словноодно многоголосое существо, когда три палача одновременно отсекли преступникамчлены, которые тут же были скормлены голодным рыкающим псам. Ужасные ранытотчас же прижгли каленым железом — терзаемые завопили от жесточайшей боли.Зейнаб с трудом подавила тошноту… Князь поднялся:

— Пойдемте…

Нази и Зейнаб последовали за ним на крепостную стенуАлькасабы Малики, высота которой составляла около тридцати футов. Десятьюфутами ниже выступ стены утыкан был страшными заостренными пиками, призваннымисдержать атаку возможного неприятеля. Троих полумертвых людей подняли в воздух,и по сигналу Карима с размаху сбросили со стены вниз… Упали они прямо начудовищные острия. Когда их нагие тела были пронзены насквозь, послышалисьновые вопли — куда более ужасные, чем прежде. Они корчились на копьях, моляАллаха послать им быструю смерть во избавление от всепожирающей боли…

— Теперь все зависит от их собственных сил, — тихо произнесКарим. — Они могут прожить от нескольких часов до нескольких суток. А тот, ктоумрет последним, сможет насладиться незабываемым зрелищем: вскоре налетятхищные птицы и выклюют глаза его товарищам…

— Надеюсь, это будет вон тот, толстый, — сказала Зейнаб. —Это он избивал Инигу. Ок худший из них… Молю Небо, чтобы он подольше страдал!

Вид мучений умирающих, казалось, утишил боль, рвущую еесердце. Зейнаб знала, что этого она никогда не забудет — но справедливостьвосторжествовала. Праведный суд свершился, и Инига отомщена. Позор ее смыткровью этих троих подонков, которые так безжалостно терзали ее…

В течение следующих нескольких недель Хасдай-ибн-Шапрутпомогал Кариму уладить все государственные дела, в которых со времени гибелиХабиба-ибн-Малика царил полнейший хаос. Зейнаб же всецело посвятила себяприготовлениям к свадьбе Омы и визиря, Аллаэддина-бен-Омара. В то время, когдаЗейнаб томилась в плену, друг Карима припер-таки Ому к стенке… А когдаворотилась Зейнаб, Аллаэддин явился к ней с нижайшей просьбой.

— Ты должна убедить ее выйти за меня! — говорил он. — Ялюблю ее всем сердцем. Я ведь так и не женился в надежде на то, что она сменитгнев на милость и вернется ко мне, госпожа моя Зейнаб! Но я уже не юноша — мневедь за тридцать! Если я хочу иметь сыновей, мне надо как можно скорее взятьжену!

— Я уже давно объявила ей, что дарую ей свободу, исоветовала выйти за тебя, — отвечала Зейнаб. — Она ведь осталась со мною лишьпотому, что я уезжала в далекую незнакомую страну, где никого не знала… Теперьже у меня есть Нази и маленькая дочка, принцесса… Я вовсе не хочу лишать еесчастья, которое она наверняка изведает, став твоею женой! Я поговорю с нею —но ничего не могу тебе обещать, мой господин. Ома так же независима всуждениях, как и я сама… Уверен ли ты, что хочешь иметь такую жену? Она ведь непеременится…

— Я не хочу никакой другой жены! — искренне воскликнулАллаэддин, приложив руку к сердцу в знак клятвы. А потом Зейнаб вцепилась вОму: