В роддоме было два послеродовых отделения, первое и второе —для нормально родящих женщин, у которых дети появлялись на свет, как положено,без осложнений, а на третье послеродовое попадали бедолаги со всевозможнымиотклонениями. И держали там рожениц не менее двух недель.

Надежда попала туда потому, что у нее плохо заживалипослеродовые швы, у Веры девочка шла не головкой, а ножками, поэтому Верапромучилась родами чуть ли не двое суток, у нее считались трудные роды.Любиному ребенку занесли легкую инфекцию и две недели лечили гноящиеся глазки.

— Вера, нас в палате было шесть человек. Мы попали тудаодновременно и ушли все в один день. Там была еще Софа, помнишь, доктор АлексейИванович все шутил про Веру, Надежду, Любовь и мать их Софию, а Софа обижалась,она и постарше нас была всего-то лет на семь-восемь.

У Софы тоже была девочка, второй ребенок, держалась она отих троицы особняком, она вообще была сдержанна, суховата и казалась старшесвоих тридцати лет. На третье отделение Софа попала из-за повышенного давления,ее кололи лекарствами две недели, а с ребенком у нее было все в порядке. И дальше,еще две соседки по палате — Эльвира, Эля и…

— Вера, как звали ту девочку?

— Кажется, Маргарита, — неуверенно вспомнила Вера.

— Точно, Маргарита Зеленцова. А эта Эля.., нет, непомню фамилии.

Опять они замолчали, вспомин??я Элю. Очень худая высокаяженщина с ввалившимися глазами. В первые дни прошел слух, что ребенок у Эли втяжелом состоянии. Его не приносили кормить, и Эля во время кормления выходилав коридор, не в силах выносить воркования мамаш, лицезреющих своих чмокающихсокровищ. И вечерами, когда уходили врачи, Эля все ходила и ходила по коридору,не вступая ни с кем в разговоры, а ночью стонала во сне.

Надежда вспомнила, что ни разу за две недели с Элей неразговаривала. Эля избегала их, молодых, счастливых и беспечных. Они общалисьвтроем или с такими же, как они, молодыми мамашами из других палат.

Как-то вечером, когда Эля опять монотонно ходила покоридору, к ним в палату забежала детская сестра Клавочка. Люба угостила Клавуфруктами, которые ей в изобилии приносил муж, но доктор Алексей Иванович Любеих есть временно запретил, потому что у ее девочки началось расстройство. Клавасъела грушу, яблоки и гранаты забрала с собой, а в благодарность рассказала имвсе сплетни об Эле, что этот ребенок у нее третий, что первые два умерли — одинв утробе на шестом месяце беременности, а второй родился и прожил два дня. Итеперь это у Эли последний шанс родить ребенка. Клава слышала, как Эляприходила к доктору Алексею Ивановичу и умоляла его сделать все, что в егосилах, чтобы ее девочка выжила, на что доктор ответил, что все уже сделано, итеперь можно надеяться только на Бога.

Клаву позвали на детское отделение, они все втроем поахали,посочувствовали Эле, а потом выбросили ее историю из головы, не потому, чтобыли такими жестокими или равнодушными, а просто принесли детей на кормление, ивсе проблемы отступили на задний план кроме одной: возьмет ли ребенок грудь ине мало ли ему молока?

И была еще одна у них соседка по палате — девочка пятнадцатилет, Маргарита. Это сейчас пятнадцатилетние мамы никого не удивляют, а тогдаэто была редкость. Девчонка была хорошенькая, и глазки умные, но вот пошла покривой дорожке. Про отца ребенка не было ни слуху, ни духу. Родила она тоже скакими-то осложнениями и сразу же сказала врачам, что от ребенка отказывается ичтобы кормить не приносили. Нужно было вызывать юриста и оформлять документы,но Алексей Иванович все тянул, надеясь, что Маргарита одумается. Приходила еемать или тетка и скандалила в ординаторской, чтобы не принуждали девочку и недавили на психику, так что Алексей Иванович рассердился и сам закричал натетку, что надо было раньше девчонку держать в ежовых рукавицах, чтобы нешлялась черт те где и в подоле не приносила.

Вся их троица Маргариту презирала, та это чувствовала иоткровенно хамила, так что прямая Люба однажды не выдержала и назвала Маргаритунеприличным словом. Та побледнела, вскинулась было, но тут вмешалась Софа и струдом погасила скандал.

На следующий день в палату пришел Алесей Иванович и сухосказал Маргарите, что оформлять отказ от ребенка не нужно, так как ее дочканочью умерла. Он принес какие-то справки и документы и сказал, что самаМаргарита здорова и ее выпишут хоть сегодня. Та молча собрала вещи и вышла изпалаты, ни с кем не попрощавшись. Все, кроме Эли, опять поахали и немножкопосудачили на тему, что дети, хоть и новорожденные, чувствуют, когда они никомуне нужны, а потом снова выбросили все из головы.

А еще через день Эле впервые принесли кормить ее дочку. Всеочень радовались за Элю, что кризис миновал, что девочке лучше, и всеналадилось. Эля тоже выглядела счастливой, но все равно была малоразговорчива.

Так прошло время, и их всех выписали, только Элю оставилиеще ненадолго.

— Вот, Вера, все, что могли, мы вспомнили. И хоть убей,я не пойму, что же мы такого знаем, за что нас надо убивать? Надо искатькоординаты Софы, если и с ней что-то не так, тогда в милицию пойдем.

— Типун тебе на язык, Надежда, еще накаркаешь проСофу-то!

После ухода Надежды Вера машинально вымыла посуду, вытерластол, потом переоделась, прошлась по квартире и наметанным хозяйским глазомувидела, что покрывало на кровати с одной стороны изжевано Маком, что занавескина кухне некрасиво провисли и на кафеле у плиты появились какие-то странныеразводы, и сама плита давно не мыта.

— Господи, как же я запустила квартиру!

Вера вымыла плиту, вылизала пол в кухне, перетрясла собачьюподстилку в коридоре, прошлась пылесосом по коврам на полу. В комнатах былотносительный порядок — в гостиной, у дочки, в спальне, где спала теперь однаВера.

Она приоткрыла дверь кабинета. Со времени гибели своейлюбовницы муж ночевал в кабинете и вообще проводил там все вечера и выходные.Первый раз Вера решилась туда зайти. Она встала на пороге и ужаснулась.Разобранная постель на диване, кругом пыль, валяются галстуки и носки, пахнетдымом, потому что муж много курит и не проветривает. На письменном столе липкиепятна от кофе и спиртного, после случившегося муж много пил и не скрывал этого.

«Как он может существовать в таком свинарнике!» — Вераощутила прилив энергии и взялась за работу.

«Вера, запомни: от всех неприятностей спасайся работой,главное — не сидеть и не жалеть себя», — учила ее бабушка, и Вера твердоусвоила это правило.

Она открыла форточку, вытерла пыль, выбросила окурки ипустые бутылки, неодобрительно покачав головой. Виктор никогда не увлекалсяспиртным, зачем же сейчас он так невоздержан… Переживает, но ничего, время вселечит.

Виктор Петрович Вересов сидел в кабинете следователя итоскливо ждал. Следователь разговаривал по телефону, потом повесил трубку имашинально сказал: