Она внимательно изучает каменный столб – крошечная по сравнению и с ним, и с буйными джунглями позади тотема.

Мы останавливаемся рядом, в тени.

– Это… ведь не убежище? – спрашивает Хоуп.

– Если верить описанию в книжке, то нет. – Пробегаю пальцами по бороздкам высеченного в камне лица. – Думаю, храм должен был где-то там, – киваю на джунгли, – в чаще.

Смотрим на тотем. А он глазеет на нас.

– О’ке-е-ей, – тянет Алекса. – Приятного вам созерцания, а с меня хватит.

Она отбрасывает волосы и возвращается обратно к океану.

Листва шуршит на легком ветру. Волны омывают берег. Кругом спокойствие, безмятежность. Ничего общего с тем местом, откуда мы прибыли, где песок начинен взрывчаткой и пропитан кровью. Никаких надзирателей, пуль, ножей.

Однако от мысли, что мы в ловушке – даже если ее унесет, нам уже некуда плыть, – у меня внутри, по позвоночнику, по ребрам, расползается холод, который не хочет уходить. Неуютно.

Увы, меня никто не предупреждал, что надежда бывает настолько тесно переплетена со страхом.

– А вы что, торжественную делегацию ждали? – интересуется Алекса, когда мы с Финнли устало приносим остатки припасов с лодки.

Она переворачивается и прикрывает глаза ладонью. Грудь у Алексы вся в песке.

Хоуп складывает наш запас питательных батончиков в аккуратную пирамиду около дерева, рядом с которым мы решили разбить временный лагерь – на таком расстоянии от тотема, чтобы мы его видели, но не находились совсем близко. Здесь, у самой кромки джунглей, как раз обнаружилась полянка, где нам хватает места с лихвой – если будем лежать рядышком, словно бревна. Алекса и вовсе приняла горизонтальное положение, как только мы нашли эту полянку.

– Ничего удивительного, – заявляет Финнли, хотя громче всех доказывала, что на острове нас встретят лишь оружейные дула. – Логично, что храм прячется в джунглях. Те, кто хочет найти Убежище, должны сперва потрудиться.

Она сбрасывает груду припасов в яму, которую я выкопала.

В кои-то веки я согласна с Алексой.

– Но разве те, кому нужно Убежище, не будут к этому моменту измотаны? Или даже при смерти? Заставлять изможденных людей трудиться ради возможности пожить в мире и спокойствии как-то нечестно.

– Если они действительно мечтают о свободе, то никакие трудности их не остановят.

Мы втроем дружно поворачиваемся к Хоуп. Она редко заговаривает, но всякий раз, как это происходит, мы к ней прислушиваемся. Всегда ли она была такой? Сколько в ней вытесала война – и сколько дали прекрасные гены, хорошее воспитание?

– А мне интересно, – продолжает Хоуп, – как у них обстоят дела с безопасностью. Почему берег никто не охраняет?

– Откуда ты знаешь? Может, мы просто их не видим, а они за нами давно наблюдают.

А вот Алекса сделана из другого теста.

Бросаю взгляд через плечо. Что, если она права? Да и Финнли, вероятно изначально, тоже не слишком ошибалась. Однако я вижу лишь деревья, высокие и мрачные. И жесткие, мертвые глаза тотема.

– Ну и пусть! – Финнли роется в яме с припасами. – О да! – выдыхает она, вытаскивая из груды вещей складной нож и коробок. – Без ножа нам было бы совсем худо. И… ого! Водонепроницаемые спички! Отлично.

Разбиваем лагерь – основную работу проделываем мы с Финнли. Хоуп усердно помогает, но Алекса предпочитает загорать. План таков: сначала обустроить место постоянной дислокации, потом отправиться на поиски храма. Остров огромен, а джунгли кажутся очень густыми. Где прячется храм – неизвестно. Может, на поиски уйдет целый день, а может – неделя. Или больше. Учитывая, что никакая делегация не доставит нас к пункту назначения.

Пролистываю отцовскую книжку.

– Укрытие, огонь, пища и вода. Самое главное, на чем и сосредоточимся. Как дела с «Хейвенвотером»?

Хоуп бросает взгляд на дисплей бутылки.

– Должно хватить где-то на четыре наполнения.

– Ладно. А сейчас займемся огнем, – делаю вывод я. – Ведь пищу надо как-то приготовить, а воду – вскипятить.

Финнли одобрительно кивает, что вселяет в меня оптимизм. Мир для нее делится на черное и белое, она смотрит на все сквозь призму логики и не станет слепо полагаться на удачу. Зато там, где нужно действовать последовательно, шаг за шагом, Финнли превращается в ценного помощника. Поэтому ее согласие с ходом моих мыслей весьма воодушевляет.

– Иден, соберите с Алексой длинные вытянутые листы и начинайте плести подстилки, – говорит Финнли. – Ты вчера упоминала, что работала на производстве шелка, верно?

Упоминала-то я совсем другое, но я не поправляю Финнли. Вверенные мне коконы использовали в сфере не текстиля, а продвинутых технологий. Общего у них – лишь слюна шелкопряда. Впрочем, основные принципы плетения мне знакомы. В гренарне была девчонка, которая украла кокон. Сунула в карман, пока никто, кроме меня, не смотрел. Она доставала его глубокой ночью и кропотливо сплетала тончайшую нить в мягкое, гладкое полотно. Ее поймали, когда она красила за гренарней уже ставшую размером с закладку ленту в багровый цвет. Столько грехов сразу! Больше я ее не видела. Ленту – прекрасный символ восстания, единственное, что помогало девчонке выживать, – мне приказали сжечь. Но я спрятала ее между страниц отцовской книжки.

Финнли встряхивает коробок спичек, бросает его Хоуп.

– А мы соберем веток на костер.

– И на оружие, – добавляет Хоуп. В ее устах слово кажется каким-то неправильным. – Заточим их, и будут копья. Мы сможем поймать рыбу. Или убить мелкое животное. – Она умолкает. – Или… крупное.

– Или человека, – наконец включается в разговор Алекса, приподнявшись на локте. – Чего? – пожимает она плечами. – Вдруг мы должны будем от кого-нибудь защищаться?

Ее признание – а я вот взорвала фабрику, чтобы все завертелось, – до сих пор не выходит у меня из головы. Не понимаю, должна я бояться или быть в восхищении, трепетать или быть в ужасе.

Изготовление подстилок кажется мне не таким уж неприятным занятием по сравнению с куда более сложной задачей – вытянуть из Алексы ответы.

Единственное, что заставляет Алексу покинуть облюбованное удобное местечко, – это перспектива сделать его еще удобнее. Разговор заходит о том, что мы будем вынуждены время от времени стирать одежду, включая нижнее белье, и хорошо бы сидеть на подстилках, пока вещи не высохнут.

– Ты и правда хочешь, чтобы песок был… ну… везде? – уточняет Хоуп, и ее вопроса оказывается достаточно.

– Ладно, ла-а-адно! – Алекса встает и отряхивается. – Пойдем.

Солнце нам отсюда не видно, но небо горит сотней оттенков розового и оранжевого.

– Встретимся перед наступлением темноты? – предлагаю я.