Для себя Олимпия уже решила, что, если Вероника наотрезоткажется участвовать, она заставлять дочь не станет. Вирджиния же отправитсяна бал в любом случае, с сестрой или без. Затея Чонси сделать из нее заложницу– явный перебор и большая несправедливость.

– Даже не представляю себе большего унижения и несобираюсь поддаваться ее капризам! Можешь ей так и передать, Олимпия!

– А сам не хочешь ей сказать?

Олимпии надоела роль постоянного посредника. Она, самособой, взяла ее на себя, когда дети были маленькими. Но теперь, когда онивыросли, пусть Чонси сам ведет с ними переговоры. Дочь только еще больше на нееобозлится. Если Чонси так хочет довести до нее свое мнение, пускай сделает этосам.

– И скажу! – бушевал бывший муж. – Непонимаю, как ты их воспитываешь? Слава богу, хоть у Джинни еще осталась капляздравомыслия.

– Мне кажется, надо дать страстям улечься, – вновьрассудительно предложила Олимпия. – Вернемся к этой теме в сентябре. Илидаже позже. А пока я пошлю подтверждение от имени обеих. И чек. – Суммабыла невелика, на Аркады приглашали девушек не столько из самых богатых семей,сколько из самых аристократических. – Веронике даже не надо знать, что еезаписали. Скажем ей, что все решим осенью, а за лето, может, она изменит своерешение. В ее возрасте взгляды и убеждения так быстро меняются!

– Я не хочу, чтобы она считала, что настояла на своем.Пусть оставит при себе свое своенравие! Она должна это ясно понимать!

– Воображаю… – вздохнула Олимпия, воображая, какойпоследует взрыв эмоций.

Нет, все-таки не стоит сводить Чонси и Веронику сейчас. Еслиотец ее спровоцирует, Вероника упрется и будет стоять насмерть. Чонси никогдане был деликатным в общении. Он не умел ладить с дочерьми, да и с женой тоже.Деликатности в нем было, как в грузовике. Что до его принципов, то они дажеОлимпию были способны толкнуть в объятия «коммуняк», как их называл Чонси. Дакуда угодно, лишь бы подальше от этого сноба!

– Если потребуются фотографии, я пошлю два фотоВирджинии. – Никто не заметит их, не отличит. – И платье ей мывыберем. Прошу тебя, Чонси, не обостряй, оставим все как есть! Я сама всепостараюсь уладить.

– Да уж постарайся! Если она не отступит от своего, задело возьмусь я!

– Спасибо, что помог, – с сарказмом произнеслаОлимпия, но Чонси, похоже, не заметил ее колкости.

– Хочешь, с ней Фелиция поговорит? – вдруг спросилон.

Услышав такое, Олимпия чуть не застонала. Тактом Фелиция неотличалась, да и девочки ее никогда не жаловали. Терпели только ради отца, вдуше считая противной и неумной. И Олимпия с ними не спорила.

– Я сама этим займусь, спасибо.

Олимпии удалось завершить разговор раньше, чем онокончательно вывел ее из себя, а это уже было маленькое чудо. Общение с ЧонсиУокером могло довести ее либо до бешенства, либо до полного измождения. Послеразговоров с бывшим мужем она всегда чувствовала себя абсолютно обессиленной.

Олимпия еще не успела прийти в себя, когда позвониласвекровь. О звонке миссис Рубинштейн ей доложила секретарша.

Олимпия удивилась. С чего бы это свекровь вздумала звонить вее офис? Вряд ли из-за бала, Гарри редко посвящает мать в свои проблемы.Впрочем, все возможно – семейство было взбудоражено. Волны после шторма моглидокатиться и до Фриды.

– Добрый день, Фрида, – поздоровалась Олимпияусталым голосом. Семейные распри отняли у нее последние силы, да и на работедень выдался не из легких. – Ничего не случилось?

– Это я у тебя хочу спросить. Мне позвонила Вероника исказала, что страшно на тебя зла и хочет переночевать у меня.

Олимпия закусила губу. Ей не понравилось, что дочь пытаетсяубежать от домашних проблем, хотя тесные отношения девочек с матерью Гарри онавсячески приветствовала. Фрида была добрая, сердечная, мудрая женщина, золотоесердце. И детей Олимпии она любила как своих.

– Звоню узнать твое мнение, как мне следует ейответить.

– Спасибо, Фрида. Вообще-то, я бы предпочла, чтобы онаэти дни побыла дома, нам надо кое-что уладить. Возраст у девочек – самапонимаешь! Вот на выходные вместе с Максом я бы их к тебе отправила, еслихочешь внука повидать.

– Отлично. Ты же знаешь, я люблю, когда они у меня.Джинни тоже пришлешь?

– Честно говоря, девочки поругались, – вздохнулаОлимпия.

– Из-за чего?

– Из-за такой глупости, что даже говорить не хочется.Долго объяснять…

Фрида не стала признаваться невестке, что сын ей уже всерассказал. Он заезжал пообедать, в чем не было ничего из ряда вон выходящего, иподелился с матерью. Та восприняла проблему совершенно иначе и прямо ему обэтом заявила. Сказала, что он преувеличивает, что такой бал – это только поводразвлечься. Фрида никак не могла взять в толк, при чем тут дискриминация иликакие-то гонения.

Гарри убежденно заявил, что это мероприятие расистскоготолка. Фрида возмущенно фыркнула и отчитала сына. Зачем раздувать из мухислона? Этот бал – своего рода клубное мероприятие, сказала она. Может жесуществовать клуб молоденьких девушек протестантской веры. А еще Фриданапомнила сыну, что в ее отделении женской еврейской организации «Хадасса» тоженет ни одной католички, но их за это никто не бойкотирует и не придает анафеме.Всякий клуб имеет право допускать в свои члены тех, кого считает нужным. К томуже для девочек, по ее мнению, это будет полезный опыт. Фрида считала, чтоВероника должна уступить, и собиралась при первом же подходящем случае сказатьей об этом.

В ответ Гарри обвинил мать в либерализме и сразу после обедапоспешил распрощаться. На работу он вернулся в дурном расположении духа и завесь день ни разу не позвонил жене.

– Прости, что Вероника тебя побеспокоила, –извинилась Олимпия перед свекровью. – Это буря в стакане воды, но наданный момент страсти кипят и уступать никто не собирается.

– Могу я чем-то помочь? – поинтересовалась Фрида.

В этом была вся Фрида – деятельная и отзывчивая, всегдаготовая к прощению, несмотря на все, что ей довелось пережить.

Олимпия искренне восхищалась свекровью. Фрида редковспоминала вслух о своем детстве, но от мужа Олимпия знала, какой ужас онапережила, когда лишилась всех близких, и какие мучения ей выпали в концлагере.Долгие годы потом ее преследовали кошмарные сны, но у нее хватило умаобратиться к специалистам и пройти курс психотерапии. Характер у Фриды былзолотой, и Олимпия испытывала к свекрови глубочайшую привязанность и уважение.Она не уставала благодарить небо за то, что оно послало ей такую свекровь.

– Боюсь, Фрида, ты тут вряд ли чем поможешь. Историяпросто дурацкая, мне даже говорить о ней неловко. Дело в том, что девочкиполучили приглашение на бал дебютанток. Я в свое время тоже на таком была. Этодавняя традиция, возможно, сейчас она выглядит нелепо, но для участниц этонезабываемое событие. Конечно, находятся люди, как, например, мой бывший муж,которые считают, что без всей этой светской мишуры настоящий аристократ и дняпрожить не может. Но это сущий вздор. Это всего лишь праздник – волшебный,трогательный бал, как в сказке про Золушку. На мой взгляд, никому от этого нижарко ни холодно. Не буду спорить, это мероприятие для избранных, а Гарри счего-то взял, что оно пронизано неонацистским духом. Вероника считает меняфашисткой, а Чонси объявил нас всех коммунистами и грозится не оплачивать обеимдевчонкам учебу в колледже, если они вместе не явятся на Аркады. Это нечестно!Вероника еще не знает о его реакции, но утром она наотрез отказалась от бала игрозилась, что переедет жить к тебе. Дескать, из-за моих убеждений – они ей,видите ли, претят! А Джинни, наоборот, мечтает об этом бале, рветсяпокрасоваться. Гарри заявил, что никуда не поедет, и ничего не желает слушать.Чарли разозлился на Веронику. Сестры готовы друг другу горло перегрызть, а наменя так и вовсе ополчились все разом. Единственный человек в доме, кто ещесохраняет здравомыслие, это Макс, который заявил, что от этого бала однинеприятности и лучше бы уж девчонки никуда не ездили.