— Простите, но на что вы намекаете? — спросила в лоб, упрямо сверля его взглядом. — Неужели вы подумали, будто я какая-нибудь секстуристка приехала для утех или ради заработка? — слова просто слетели с моего языка прежде, чем я успела хоть как-то обдумать свой порыв.

Тейч вздохнул, вновь нацепил на себя вежливую улыбку и решил перевести тему:

— Ни на что из этого я не намекал, сегодня был очень трудный день, если позволишь, мы сразу поедем к моему шурину, — сказав лишь это, дипломат умолк. А я наконец выдохнула от облегчения. За считанные секунды сердце в груди словно спринт пробежало, колотилось как бешенное. Поэтому не выдержала, задержала дыхание, чтобы замедлить сердечный ритм.

Дилан тем временем завел машину, включил свет передних фар, поворотник, а когда дождался возможности выехать с обочины, быстро тронулся с места, вклиниваясь в поток машин.

Я уже и сама была бы не против куда-нибудь приткнуться, забраться под одеяло, блаженно вытянуть ноги, а в особенности всё еще побаливающую лодыжку. А еще спать хотелось невероятно. Видимо, смена часовых поясов сказывалась, хоть я и поспала в самолете.

— Дыхательная гимнастика? — Болтливость Тейча теперь уже начала откровенно досаждать. — Мы тоже так делаем, когда не хотим грубить или проявлять любой вид агрессии.

— Моя опекун, Линда меня этому научила, — нехотя ответила я.

И действительно, моя нервозность и поведение в целом может вызвать лишние подозрения. А я сейчас, увы, завишу от его помощи. Пришлось мириться с неизбежным допросом.

Не дожидаясь следующего уточнения, ответила честно:

— Своих родителей я не знаю, меня оставили в приюте в годовалом возрасте, если то, что мне сказали — правда. А правила не позволяли мне — выведывать о своих родителях, им — видеться со мной. 

На мое счастье дипломат развивать опасную тему не стал, и уставился на дорогу, уверенно лавируя в потоке машин. Я же наконец обратила внимание на достопримечательности. Мы сейчас миновали живописный парк и оказались на очень красивой набережной, по которой прогуливались люди. Точнее довольно много людей. Куртки, шапки, рюкзаки, сумочки — пестрой массой мелькали перед глазами, перемешиваясь с вечерней иллюминацией зданий на том берегу и на мостовой. 

— Чуть дальше, на следующем перекрестке начинается наш проспект Нью-Йорка, — пояснил Тейч. — Мы с Кристофером живем через подъезд друг от друга. Только у него мансардный этаж, как он и мечтал. Сьюзан мне все уши прожужжала про его любовь к звездам. Правда, я так и не заметил у него дома ни одного телескопа.

— Сьюзан, это ваша жена? — уточнила я.

— Да, — и снова по его лицу пробежала мрачная тень. — Мы почти приехали.

Я толком не успела ничего спросить, как он свернул во внутренний дворик через поднятый шлагбаум и припарковал машину на место под номером «7А» прямо возле зеленых клумб и лавочки, развернутой к тротуару.

— Машину я поставлю у себя. А мы с тобой немного пройдемся.

Под «пройдемся» у Тейча подразумевалось: поход через несколько улиц сквозь полукруглые кверху подъездные арки.

К набережной и оживленной трассе мы выходить не стали. А действительно немного прошлись. Минут пять в общей сложности. Все три улицы, которые я посетила таким образом, были чистыми, аккуратными со стриженными газонами и фигурными кустами высотой по колено. Дипломат за все это время еще что-то у меня спросил про опекуна и про приют. Я нехотя поотвечала на его дружеский допрос, и на этом наш разговор прервался.

— Бонсуа, Эмма, — Дилан поздоровался с консьержкой престарелого возраста через стеклянное окошко в двери. — Мюсье Бофт а ля мизон?

Завидев нас, она загодя вышла нам навстречу и даже стала открывать дверь подъезда ключом. Вот это я понимаю, сервис.

— Уви, — консьержка кивнула и что-то быстро ему затараторила. Разобрать было сложно, особенно, не зная французского языка. Да я и не пыталась. Лишь стала разглядывать подъезд, в который она нас впустила. Белые оштукатуренные стены, гипсовая лепнина на потолке, люстры — если не хрусталь, то очень качественная подделка. Но более всего поражали красные идеально чистые ковры, словно только что после чистки шампунем.

Не такую я себе обстановку представляла под словами «переночевать у родственника». Однако против этого ничуть не возражала. Сразу стало как-то неуютно от собственного поведения и подозрительности. Ведь для того, чтобы жить в такой квартире даже пускай арендованной, наверняка нужно иметь неплохой заработок.

— А ваш шурин, он работает? — спросила я, когда мы миновали коричнево-золотую клетку лифта, стилизованную под покрашенную бронзу.

Тейч усмехнулся.

— Не поверишь, но он как раз ведет курсы английского и французского при нашем посольстве. — И не дожидаясь следующего вопроса, хоть я и не планировала, пояснил: — Посольство ему оплачивает проживание.

Неплохо. Очень неплохо! Но вслух я этого не сказала. И вообще, постаралась сделать отрешенный вид. Правда, под конец подъема до девятого этажа я как-то уже подрастеряла свой энтузиазм.

— У них лифт еще в ремонте, отключен, — оправдался Тейч. Как раз вовремя, я уже была готова об этом спросить. В ответ же проронила лишь:

— Надеюсь, он хотя бы дома.

И снова Дилан усмехнулся.

— Дома, дома, как поведала мне Эмма, Кристофер с субботы заперся у себя и всё это время не выходил. И теперь я понимаю, почему.

— Я тоже, — не удержалась и поддакнула ему.

На этой веселой ноте мы наконец добрались до мансардного этажа, точнее этажа под номером десять. К концу подъема я была готова завыть на луну из-за разболевшейся ноги. Тейч тоже выглядел не сильно свежим. С другой стороны, все эти неприятности он получил из-за возни со мной. Поэтому уж кому жаловаться, так это ему. Сидел бы сейчас у себя дома, кушал стряпню своей Сьюзен. Не знаю даже, как он оправдается за столь долгое отсутствие… Хоть и телефон у него за всё это время ни разу не зазвонил.

— Кристофер… — позвал Тейч, стуча в дверь. А всё потому, что хозяин 467 квартиры не думал открывать дверь после трех звонков, по нажатию кнопки. — Открывай, я знаю, что ты там!