Я включила чайник, развела кофе, проглотила противную навкус жидкость и сжевала пару бутербродов с найденным в холодильнике сыром. Чтоделать? Пойти в милицию, рассказать все Юрке? Вдруг за мной следят! И кудатолько она могла запихнуть кассету. Вроде все тайные места, которыми обычнопользуются люди, я проверила. Впрочем, Олег рассказывал недавно о поднимающихсяподоконниках и полых ножках стульев. Но доски около окон стояли насмерть, ихявно никогда не шевелили, а я табуретки даже не стала развинчивать – кассету втакой «захоронке» не спрятать. Сливной бачок!

Я ринулась в туалет и подняла крышку. Она была там. На самомдне емкости лежал прямоугольный предмет, упакованный в полиэтиленовый мешок.Засунув руку в воду, я вытащила его наружу и принялась разворачивать. Полинапозаботилась о том, чтобы драгоценная запись не испортилась. Под пакетомобнаружилась странная коробка, сделанная из толстой резины, закрытая абсолютногерметично. Я долго пыталась раскрыть ее, пока не поняла, что следует неотковыривать, а отвинчивать крышку. Наконец в руках обнаружилась самая обычнаяТDК.

Дрожащими от возбуждения пальцами я втолкнула находку ввидик и уставилась на экран. Ну и что там? Съемки в бане с голыми девочками?Сцены насилия? Телевизор ожил, появилось изображение какой-то странной,непонятной комнаты, замелькали люди в халатах и масках, потом возник длинныйстол, а на нем неподвижно лежащий человек, мужчина. Операционная! Внезапнопоявился звук. Четкий женский голос слегка отстраненно, так криминальныерепортеры комментируют свои материалы, совершенно не ужасаясь виду трупов икрови, проговорил:

– Семнадцатое мая, среда, восемь тридцать, оперируетпрофессор Чепцов.

Съемки велись откуда-то сверху, и было прекрасно видно, какоколо стола спокойно работают люди, без всякой суеты и нервозности. Каждыйспоро выполнял свое дело. Одна медсестра привязывала бинтом руки больного коперационному столу, вторая делала ему укол, третья прилаживала у изголовьякакую-то непонятную и оттого устрашающую железку. Вдруг в операционную вошел –нет, вбежал – стройный мужчина в очках. Руки, согнутые в локтях, он нес передсобой так, словно они были стеклянные. Закрыв плечом дверь, вошедший бодрогаркнул:

– Всем привет, приступаем?

– Все готово, – пробормотал мужик, сидевший уизголовья пациента на высоком стульчике. – Моцарта?

– Давай, Леша, Моцарта, – согласился хирург.

Откуда-то полилась тихая музыка. Врачи и медсестрызадвигались. Со стороны это напоминало хорошо поставленный балет, где каждомусолисту отведена определенная роль.

Оперировали они голову, вернее лицо. Уж не знаю, что заболячка была у несчастного парня, но хорошо, что он спал и не видел, что с нимпроделывали. Камера спокойно регистрировала происходящее. Вот рассекли кожу иотвернули ее, затем принялись, как мне показалось, отрезать нос и губы… Жуткоезрелище. Сначала они молчали, затем Леша неожиданно спросил:

– Кать, ты как огурчики солишь? Кожу прокалываешь?

– Конечно, – ответила одна из медсестер, –попки срезаю.

– Посуши здесь, – распорядился хирург.

Катя послушно принялась тыкать чем-то белым в кровь,одновременно сообщая рецепт:

– Сначала в холодной воде вымачиваю, потом заливаюкипятком со специями.

– А чеснок? – спросил хирург и добавил: – Оттяни,не видно.

– Чеснок ни-ни, – отрезала Катя, – он вгорячей воде всю ядреность потеряет.

– 100 на 60, – сообщил Леша. – А помидорчикиумеешь?

Они принялись вдохновенно обсуждать следующий рецепт. Потомхирург долго объяснял способ маринования шашлыка. Иногда медики перебрасывалиськакими-то профессиональными замечаниями, но основное время уделили проблемамкулинарии. Как их только не стошнит! А в телевизионном сериале «Скорая помощь»все совсем по-другому происходит.

Я прокрутила кассету. Ничего нового, просто записанное отначала до конца хирургическое вмешательство. Неужели запись представляет такуюценность, что из-за нее похитили Настю?

Положив кассету в сумочку, я со вздохом уставилась взеркало. Теперь следует поискать в квартире фотоальбом и поглядеть, сумею ливыдать себя за Полину.

Снимки обнаружились в стенке. Хранили их в большой картоннойкоробке в бело-желто-красных пакетиках с надписью «Фокус».

Вытащив первую пачку, я сразу увидела фото Полины. Только наснимке девушка счастливо улыбалась, глядя в объектив. Следующая карточказаставила меня похолодеть. Господи, это еще хуже, чем я предполагала! Возлебольшого раскидистого дерева запечатлена девушка, вернее девочка, по виду летдесяти-одиннадцати, в инвалидной коляске. Ноги несчастной укутаны большимпледом в серо-коричневую клетку. Огромные глаза строго смотрят вдаль,светло-каштановые волосы красивыми локонами спускаются на худенькие острыеплечи, тоненькая шейка выглядывает из воротника нежно-розовой блузки; руки,похожие на лапки новорожденного цыпленка, сложены на коленях.

В углу снимка стояла дата – 26 мая. Значит, фотография сделанасовсем недавно. Какой ужас! Настя, оказывается, совсем малышка. Ну ничего,завтра отдам кассету, получу ребенка, а там сообразим, как поступить. Должны жеу них быть родственники или друзья. Наверное, в телефонной книжке есть ихкоординаты, только книжки нигде не видно. Не беда, завтра разберемся.

Я еще раз взглянула на фото. Надо же, мы слегка похожи.Только Полина моложе. Мой возраст перевалил за тридцать пять, а еетолько-только подбирается к концу второго десятилетия. Но фигуры почтиодинаковые – щуплые, с узкими бедрами и полным отсутствием бюста. Глаза у нееголубые, а у меня серые, волосы цвета качественного коньяка, и стрижки у обеихкороткие. Правда, у Полины пряди слегка прикрывают уши, и на лоб спускаетсячелка…

Я пошла в ванную, намочила волосы и вытянула челку. Сталосовсем похоже. Так, теперь поглядим, что с одеждой. В гардеробе оказалось неслишком много вещей. Несчастная Полина, как и я, юбкам предпочитала брюки.Значит, надену свои джинсы, а вот футболку прихвачу эту, огненно-рыжую, и тогоже цвета ветровку… Очевидно, Леонова любила яркое. Кстати, красилась онасильно, щедро накладывая макияж на щеки и веки…

Потратив примерно час на разработку имиджа, я тщательнозаперла дверь и поехала домой.

Первой, кого я увидела, войдя в квартиру, была Кристина спылесосом в руках.

– Крися, ты вернулась?

– Ага, – кивнула девочка, тыча щеткой по углам.

– Чего это ты убираться решила?

– Грязно у нас, жуть, – вздохнула Кристина, –повсюду шерсть собачья и кошачья валяется, мрак.