— А мы что, не на фронте? — усмехнулся Бобренев.

— Я имею в виду окопы, передовую. Читал воззвание в «Ленинградской правде»? Над городом нависла смертельная опасность, там теперь надо вину искупать!

Бобренев снова отвел взгляд:

— Не хлопочи за меня. Пусть будет как будет… — Вдруг выдохнул со злобой: — Рыцарь нашелся. Не-ет, нам с тобой не по пути!

— Как знаешь, — нахмурился Веденеев. — Прощай…

Не знал тогда Николай, что еще пересекутся их с Бобреневым дорожки…

Расстроился старшина, узнав, что не зачислили его в боевую команду, отправляющуюся на передовые позиции. Но события буквально через день настолько захватили, что о своей обиде и думать забыл.

Дежурная смена «Редута» — три человека. Старший оператор — у экрана осциллографа. Рядом с телефоном — оператор, который полученные данные о воздушной обстановке через каждые две минуты передавал цифровыми донесениями на главный пост или командные пункты активных средств ПВО. Тут же оперативный дежурный, наносящий на круглую карту-планшет передвижение целей в воздухе.

Четыре часа длилась смена. Затем восьмичасовой отдых и снова четыре часа дежурства. Кажется, ничего трудного, если дело тебе знакомо. Но это только на первый взгляд. Эти четыре часа, когда не сводишь ни на мгновение глаз с экрана трубки, а каждый мускул, каждый нерв натянут, напряжен до предела и словом перекинуться нельзя, чтобы не отвлечься, — выматывали основательно. И особенно, конечно, доставалось старшему оператору — главному действующему лицу, глазам установки.

Веденеев засек цели, появившиеся на удалении восьмидесяти километров. По характеру заплясавших на экране импульсов быстро определил: двадцать «юнкерсов» идут курсом на нас, к заливу. Доложил начальнику «Редута» лейтенанту Ульчеву.

Тот сверил местонахождение бомбардировщиков по карте и приказал оператору:

— Срочно донесение! Передавайте морякам…

Оператор забубнил в телефон. Веденеев, не спуская цепкого взгляда с осциллографа, начал диктовать ему цифры. Жарко. Казалось, что генераторная лампа накалила воздух в аппаратной до температуры хорошей парной. Или это солнце снаружи разыгралось не на шутку? Трудно было дышать, выступившие капли пота застили глаза.

Вдруг оператор запнулся, начал перед кем-то оправдываться.

— Слушаюсь! — отчеканил он и протянул трубку Веденееву, испуганно пояснив: — Просят наблюдателя, значит, вас, товарищ старшина.

— Старшина Веденеев слушает, — ответил Николай, прижав трубку к уху.

— Это ваши сведения о приближении авиации противника? — услышал он голос, басовитый, строгий, начальствующий.

— Так точно!

— Что за бред, как это вы можете видеть бомбардировщики, когда район, который вы указываете, уже занят немцами? Вы что, за линией фронта?

— Никак нет, но я ручаюсь.

— Какого черта панику наводите! — заклокотала трубка. — Да я вас…

— За свое донесение полностью несу ответственность. Противник в данный момент находится уже… — Веденеев посмотрел на экран и ужаснулся — близко! Как можно спокойнее он продиктовал цифры.

— Под суд военного трибунала пойдешь! Паникер! — затрещало от перенапряжения в телефоне.

Веденеев возмутился:

— Почему вы мне не верите?! Если вы сейчас же не примете меры, то можете опоздать: через две-три минуты немецкие самолеты будут над вашей головой. Они летят бомбить флот! Понимаете, фло-от!..

В трубке что-то грохнуло. Веденеев недоумевающе покрутил ее в руке и отдал оператору: — Бесполезно, записывай донесение в журнал.

— Что случилось? — спросил Ульчев.

— Они нам не верят, — подавленно прошептал Николай. — Они не знают, что «Редут» бросает взгляды за линию фронта, а мы не можем никому об этом сказать.

Цели подошли совсем близко. Вот они уже в «мертвой зоне». Теперь экран был бессилен. Ульчев с Веденеевым вышли из станции. После затемненной аппаратной солнце ударило в глаза, и они прищурились, запрокинув головы. Бомбардировщики гудели зловеще: «Иду-у-у!.. Иду-у!.. Иду-у!..» Насчитали двадцать два Ю-88, на два, значит, ошибся Веденеев. А зенитчики?..

Самолеты спокойно сбросили бомбы. Веденеев видел огромные фонтаны воды, поднимающиеся ввысь. Только тогда с катеров открыли запоздалый пулеметный огонь, послышались ружейные выстрелы.

— Не поверили нам! Почему??? — подавленно проговорил Веденеев.

…Капитан Бондаренко негодовал. Вызвал к себе Осинина и устроил ему разгон:

— Опять твой Веденеев подвел! Я же говорил: не нужно было его оставлять в батальоне…

— Но при чем здесь Веденеев?! — огрызнулся Осинин. — В чем его вина, если ни летчики, ни моряки не верят донесениям «Редутов»? Привыкли к визуальному наблюдению. А кто должен их информировать о существовании спецустановок?! В конце концов, есть отдел разведки, главный пост, специальная служба. Наконец, вы с полковником Соловьевым…

— Ты это мне брось! — оборвал комбат воентехника и хрястнул кулаком по столу. — А сколько целей операторы прохлопали?! В батальон влились опытные инженеры из «Девятки». Чем они занимаются? Кто бойцов учить должен, я тебя спрашиваю?!

Осинину крыть было нечем. Пытаясь как-то оправдаться, он, опустив глаза, произнес:

— Опыт со временем приходит…

— И я вот так же должен отвечать Соловьеву, когда он рычит каждый день в трубку: «Наведи порядок! Иначе снимешь свою шпалу!» Да ты понимаешь, какая обстановка складывается на фронте? Кто будет ждать, пока наши операторы поднатореют? Да и не в операторах дело. Первый «Редут» до сих пор «ноль-иксы» сигнализирует на главный пост, а Червов не мычит, не телится. С кого я должен спрашивать? Или не ты отвечаешь за инженерную службу?!

Осинин вздохнул и развел руками:

— Не хватает сил. Радиомастерская нам нужна позарез. Веденееву как раз в ней место. Он настройщик хороший, а «Редут» — что музыкальный инструмент.

— Ну вот что, — успокаиваясь, но сквозь зубы произнес Бондаренко. — Ты мне больше эту фамилию не упоминай. Не хочу и слышать об этом «музыканте». Иди в приемный центр, связывайся с «Четверкой» и отзывай его к чертовой матери…

Комбат не успел до конца объявить свое решение: требовательно загудел зуммер телефона дежурного по связи. Бондаренко выслушал доклад, вскочил и побежал вон из кабинета, бросив на ходу Осинину:

— Это уже серьезно. Опять «Четверка»!

«Редут-4» сообщил, что из района Пскова курсом на Ленинград шло пятьдесят фашистских бомбардировщиков. Бондаренко запросил через главный пост Соловьева. Когда тот ответил, повторил ему доклад с установки и закончил взволнованно:

— В городе надо срочно объявлять воздушную тревогу!

— Уже объявили, — пророкотал в трубке голос Соловьева, — и летчиков подняли навстречу. Думаешь, спим мы здесь, на главном посту?.. Ну, а ошибки быть не может? Что за парень сидит за экраном, надежный?..

Комбат прикрыл ладонью микрофон, спросил у Осинина:

— Кто старший оператор?

— Кто-кто, будто не знаешь. Он, Веденеев! — ответил инженер.

Бондаренко поморщился, но ответил в трубку твердо:

— Надежный парень, товарищ полковник! Я его еще до войны знал.

— Если так, то будем считать, что это самая серьезная попытка «ворон» прорваться к городу из всех, что были. Что ж, поглядим, что из их затеи выйдет. — В трубке щелкнуло, и стало тихо.

Такого томительного ожидания, казалось,