«Так что же, продолжать дневник или отложить до победы?» — спросил себя Михаил. Подумав немного, он решительно взял ручку, обмакнул перо в чернильницу и начал аккуратно выводить: «Совсем не верится, что где-то идет война. Обстановка почти без изменений…»

…А Горевой тем временем уже подходил к вещевому складу, где находился первый пост. Вдруг справа в рощице яростно забухали зенитки и по светлому небу рассыпались кучки разрывов. Он встал как вкопанный, шедшие позади караульные тоже остановились и повернули головы в сторону позиций зенитчиков. Послышался зловещий гул. Из-за верхушек сосен выплыл громадина-самолет. Черные кресты на крыльях и фюзеляже приковали взгляды. Бомбардировщик снижался. Вот он пролетел над оцепеневшими бойцами. Те в один голос ахнули: от серого брюха самолета отделилась бомба и, увеличиваясь в размерах, с чудовищной быстротой падала прямо на них.

Горевого охватил страх. Замерли, стояли истуканами и караульные. Как завороженные глядели они на бомбу. «Неужели это конец?! — пронеслось у Григория в голове. — Так глупо погибнуть! И повоевать не пришлось!..»

Бомбу по инерции отнесло чуть в сторону. Она ударилась о крышу заброшенного сарая и, срикошетив, отлетела прямо к складу. Взрыв оглушительной силы потряс землю. Крутая волна горячего воздуха шибанула по лицам. Кто-то закричал. Ноги Горевого подкосились, он оказался на коленях. В его висках били молоты, но душа ликовала: живой! Подбежали санитары с носилками:

— Что с тобой, Григорий?

— Живой, живой я, жи-и-во-ой!..

Справка.

Корпусная газета «Защита Родины» сообщила, что в ночь на 23 июня 1941 года две группы «юнкерсов», по девять бомбардировщиков, пытались совершить налет на Ленинград и Кронштадт со стороны Карельского перешейка. Мощный огонь зенитной артиллерии преградил им дорогу. Четырех стервятников сбили батареи Краснознаменного Балтийского флота. В районе станции Песочной прославили свое оружие зенитчики батареи младшего лейтенанта А. Пимченкова, сбившие один Ю-88. Летчиков-немцев взяли в плен.

ВОСПОМИНАНИЕ ТРЕТЬЕ

Мало воевали «Ревени»

Через трое суток, 26 июня, финские воинские подразделения перешли государственную границу. Обстановка складывалась для наших войск не лучшим образом. На «точку», где находился Веденеев, и на другие позиции «Ревеней» комбат радировал: радиоулавливатели свернуть и перебазировать в Песочную. Ни одна спецустановка не должна попасть в руки врага! Только на Валааме было приказано оставить расчет радиогенераторного оборудования для организации связи гарнизона острова с Большой землей, а также между расчетами, которые скрытно эвакуировали станции. Но больше шифровок от комбата почему-то не приходило, связь с ним оборвалась.

Теперь расчеты со своими фургонами отходили из опасного района больше наугад — по лесным просекам и ухабистым грунтовкам, в основном по ночам, вступая порой в перестрелки с вражеской разведкой. Однажды попытались выскочить на трассу, ведущую к Ленинграду, но спешно отступили обратно за лесополосу: большак был забит движущимися по нему тупоносыми грузовиками, закамуфлированными бронетранспортерами и танками с черными крестами на бортах. Выборг оказался отрезанным.

Веденеев трясся в кузове полуторки, которая пылила последней в колонне. От серого неба казались серыми и лес, стоящий плотной стеной по обе стороны просеки, и лица бойцов, сидевших рядом на скамье. Впереди урчали машины с аппаратной и силовой установками. Фургоны едва можно было различить в клубящемся за ними кромешном, душном облаке. Оно было назойливым и постоянным, как и вопрос, охвативший весь расчет: «Как же вырваться из окружения?»

Веденеев очень переживал. «Как же мало повоевали «Ревени», — с горечью думал он. — Но ведь и в мыслях никто не допускал, что есть сила, способная опрокинуть передовые порядки на границе и вклиниться так глубоко в нашу территорию! Тем более здесь, на Северо-Западе, где заблаговременно, еще с финской кампании, был создан укрепрайон. Об отступлении и речи не было! Позиции установок оборудовали на совесть, фундаментально. И вот на тебе… Но кто же теперь предупреждает Ленинград о вражеских налетах?! Видно, прав был военинженер Васильев тогда, на испытаниях, доказывая комиссии, что РУС-1 хорошо себя могут проявить, когда действуют в единой цепи созданной линии обнаружения. Достаточно выйти из строя только одному звену, и все летит в тартарары. Нужны «Редуты». Ох как нужны!..»

Настроение у Николая было подавленным еще из-за стычки с младшим лейтенантом Бобреневым (по приказу Осинина Веденеев стал его помощником по технической части). Начальник расчета внес столько неразберихи и сумятицы в первые часы отступления, что Веденеев не выдержал, сказал ему прямо, без обиняков:

— Возьмите себя в руки! С вашей нерешительностью мы можем станцию угробить и людей погубить.

— Много себе позволяешь, старшина! Забыл, кто здесь командир? Я сказал: будем тут, на хуторе, стоять! Немцы сюда вряд ли сунутся. Да и наши их живо обратно за кордон выдворят. А мы пока отсидимся, может, за это время связь наладим. Нечего зря рисковать! — отчитал Николая Бобренев и отдал приказ располагаться.

Но не успели они даже машины за забор загнать, как на околице затарахтели мотоциклы, оседланные солдатами в темно-зеленых мундирах и в касках странной конфигурации.

— Немцы! В ружье! — крикнул Веденеев, широко размахнулся и изо всех сил швырнул в сторону медленно приближавшихся мотоциклистов гранату, потом другую.

Взрывы ухнули перед фашистами, клубами поднялась пыль, потянуло гарью. Бойцы расчета, рассредоточиваясь, забахали из винтовок. В ответ залаяли пулеметы, засвистели пули. Молодой красноармеец, перебегающий от дороги к избе, за срубом которой стоял Веденеев, охнув, споткнулся и повалился на бок, сжавшись и выпустив из рук винтовку. Снова громыхнул взрыв: кто-то из бойцов по примеру Веденеева бросил гранату. Остервенело палил каждый из состава расчета. Видно, посчитав, что столкнулись с большими силами, и не решившись продолжать схватку, вражеские мотоциклисты поспешно развернулись и умчались.

— Надо быстро уходить в лес! — подбежал Веденеев к Бобреневу. — Это разведка, сейчас приведет основные силы…

Младший лейтенант был смертельно бледен и растерян. Заикаясь, он пролепетал:

— Д-да, в лес… Б-бежим!

Не говоря больше ни слова, он трусцой устремился к опушке, увязая в сыпучем песке. Следом за ним рвануло несколько бойцов. Веденеев властно крикнул им вдогонку:

— Стой!.. А как же установка?!

— Взрывайте аппаратные, старшина! — истерично взвизгнул Бобренев, обернувшись.

— Что-о?! Вы с ума сошли! — опешив, выдохнул Николай. — Назад, трусы! Стрелять буду!

Убегающие в нерешительности остановились. Веденеев скомандовал стоящим возле него бойцам расчета:

— К машинам! Быстро!

Взревели моторы. Подошли сконфуженные младший лейтенант и поддавшиеся было панике красноармейцы.

— Ну-ка толкнем, братцы! — уперся руками в фургон Веденеев.

Все дружно бросились на помощь. ЗИСы и полуторка, подталкиваемые сзади бойцами, перевалили через кювет и медленно, пробуксовывая колесами, потянулись по вязкому песчаному взгорью к