Мелочи, мелочи, правда кроется в мелочах.

Хочет ли увиденное высказаться, даже если мозг повреждён?Травмирован? Должно хотеть, должно.

Она думает: «У меня болит голова».

Она думает: «Что-то случилось, и я не знаю, кто я. Или гдея. Или что означают все эти яркие, окружающие меня образы».

Она думает: «Либбит? Моё имя — Либбит? Я знала, до того как.Я могла говорить до-того-как, когда знала, но теперь мои слова — рыбы в воде.Мне нужен мужчина с волосами на губе».

Она думает: «Это мой папочка, но когда я пытаюсь произнестиего имя, вместо этого говорю: „Ица! Ица!“ — потому что в этот момент какая-топтица пролетает мимо моего окна. Я вижу каждое пёрышко. Я вижу её глаз,блестящий, как стекло. Я вижу её лапку, она согнута, как будто сломана, и этослово — кривуля. У меня болит голова».

Девочки заходят. Мария и Ханна заходят. Она их не любит, вотличие от близняшек. Близняшки маленькие, как и она.

Она думает: «Я называла Марию и Ханну Большими Злюкамидо-того-как», — осознаёт, что знает это вновь. Ещё что-то вернулось. Слово,обозначающее ещё одну мелочь. Она снова его забудет, но в следующий развспомнит, и будет помнить дольше. Она в этом практически уверена.

Она думает: «Когда я пытаюсь сказать „Ханна“, я говорю:„Анн! Анн!“ Когда я пытаюсь сказать „Мария“, я говорю: „И! И!“ И они смеются,эти злюки. Я плачу. Мне нужен мой папа, и я не могу вспомнить, как его назвать;это слово ушло. Слова — будто птицы, они летают. Летают и улетают. Мои сёстрыговорят. Говорят, говорят, говорят. У меня в горле пересохчо. Я пытаюсь сказать„пить“. Я говорю: „Ить! Ить!“ Но они только смеются, эти злюки. На мне повязка,я ощущаю запах йода, запах пота, слушаю их смех. Я кричу на них, кричу громко,и они убегают. Приходит няня Мельда, её голова красная. Потому что волосыповязаны косынкой. Её кругляши сверкают на солнце, и называются эти кругляшибраслетами. Я говорю: „Ить, ить!“ — но няня Мельда меня не понимает. Тогда яговорю: „Ака! Ака!“ — и няня сажает меня на горшок, хотя на горшок мне совсем ине нужно. Я сижу на горшке и вижу, и повторяю: „Ака! Ака!“ Входит папочка.„Чего ты кричишь?“ — всё его лицо в белых пузырях пены, кроме полосы гладкой кожи.Там, где он провёл той штуковиной, которая убирает волосы. Он видит, куда яуказываю. Он понимает. „Да она хочет пить“. Наполняет стакан. Комната залитасолнцем. Пыль плавает в солнце, и папина рука движется сквозь солнце, несястакан, и называется это — „красиво“. Я выпиваю всё-всё. Потом снова кричу, ноот радости. Он целует меня целует меня целует меня, обнимает меня обнимает меняобнимает меня, и я пытаюсь сказать ему: „Папочка!“ — но по-прежнему не могу.Потом я вдруг думаю о его имени, и в голове появляется „Джон“, вот я и думаю оего имени, и пока я думаю „Джон“, с моих губ срывается: „Папочка!“ — и онобнимает меня обнимает меня ещё сильнее».

Она думает: «Папочка — моё первое слово после того, как сомной случилось плохое».

Правда кроется в мелочах.

Географическое предложение Кеймена сработало, но если ужговорить о приведении в порядок моей головы, думаю, что на Флориду выбор палслучайно. Это правда, я там поселился, но в действительности там не жил. Нет,географическая терапия Кеймена сработала благодаря Дьюма-Ки и «Розовойгромаде». Для меня эти два места составили собственный мир.

Я отбыл из Сент-Пола десятого ноября с надеждой в сердце, нобез особых ожиданий. Провожала меня Кэти Грин, королева лечебной физкультуры.Она поцеловала в губы, крепко обняла и прошептала:

— Пусть все твои сны сбудутся, Эдди.

— Спасибо, Кэти, — ответил я, тронутый до глубины души, хотяиз головы у меня не шёл сон с Ребой, воздействующей на злость куклой, в которомона, выросшая до размеров ребёнка, сидела в кресле в залитой лунным светомгостиной дома, где я прожил с Пэм много лет. Несильно мне хотелось, чтобы этотсон сбылся.

— И пришли мне свою фотографию из «Диснейуолда». Хочуувидеть тебя с мышиными ушами.

Обязательно, — пообещал я, но не побывал ни в «Диснейуолде»,ни в «Сиуолде», ни в «Буш-Гарденс», ни на «Дантона-Спидуэй».[21] Когда япокидал Сент-Луис в комфортабельном салоне «Лир-55» (уход на пенсию при деньгахимеет свои преимущества), температура воздуха опустилась до пяти градусов ниженуля, и на землю падали первые снежинки, предвестники длинной зимы. В Сарасотея вышел из самолёта в жару под тридцать градусов и солнце. Даже пересекаяполосу асфальта, отделявшую меня от терминала частных пассажирских самолётов,по-прежнему опираясь на верную красную «канадку», я буквально чувствовал, какправое бедро не устаёт повторять: «Спасибо тебе».

Вспоминая то время, я вижу бурлящий котёл эмоций: любви,желания, страха, ужаса, сожаления и глубокой нежности. Испытать эти чувствамогут лишь те, кто побывал на грани смерти. Думаю, то же самое ощущали Адам иЕва. Конечно же, они оглядывались на Эдем (едва ли вы не согласитесь в этом сомной), когда босиком двинулись по дорожке, приведшей туда, где мы сейчас инаходимся, в наш мрачный, пронизанный политикой мир с пулями, бомбами испутниковым телевидением. Смотрели ли они за спину ангела с огненным мечом,который охранял закрывающиеся ворота? Безусловно. Думаю, они хотели ещё разувидеть зелёный мир, который потеряли, со сладкой водой и добрыми животными. И,разумеется, со змеем.

От западного побережья полуострова Флорида в море брошенбраслет с амулетами-островами. Если у вас завалялись семимильные сапоги, обувих, вы сможете шагнуть с Лонгбоута на Лидо, с Лидо — на Сиесту, с Сиесты — наКейси. Следующий шаг приведёт вас на Дьюма-Ки (девять миль в длину и полмили всамом широком месте), расположенный между Кейси-Ки и Дон-Педро-Айлендом.Большая часть острова необитаема, заросли баньянов, пальм и казуарин, неровный,в дюнах, берег, который смотрит на Мексиканский залив. Выход на пляж охраняетсяполосой униолы метельчатой, высотой по пояс. «Униоле здесь самое место, —как-то сказал мне Уайрман, — но вся остальная хрень не должна тут расти безполива». Большую часть времени, которое я провёл на Дьюма-Ки, там, помимо меня,жили только Уайрман и Невеста крёстного отца.

Я попросил Сэнди Смит, моего риелтора в Сент-Поле, найтитихое местечко (не уверен, что употребил слово «изолированное»), но достаточноблизкое к благам цивилизации. Помня совет Кеймена, особо отметил, что хочуарендовать дом на год, и цена значения не имеет. При условии, что я не останусьбез гроша в кармане. Пусть меня мучила депрессия, да и боль практически неотпускала, я не хотел, чтобы кто-либо воспользовался моей слабостью. Сэндиввела мой запрос в компьютер, и программа выдала «Розовую громаду». Я будтовытащил счастливый билет. Да только я в это не верил. Потому что даже в самыхпервых моих рисунках вроде бы, ну, не знаю, что-то было.