– Папа был прав, когда называл меня дурой, – неожиданно призналась она.

– Ты о хиппи? – переспросил Солнце.

– О Болгарии, – сказала девушка.

– Прости, – извинился молодой человек и объяснил: – Просто я должен был принять одно очень важное решение, и я думал.

– Ты инопланетянин? – столь же неожиданно поинтересовалась Саша.

– Нет, не думаю, – серьезно ответил он.

– Ладно, – смирилась девушка. – Хочешь, я тебе покажу воробушка?

– Покажи, – согласился Солнце.

Девушка вытянула губы трубочкой, высунула сквозь них язык, а потом засмеялась:

– Это воробушек, только сзади.

– Здорово! – рассмеялся и он.

Внизу, под вагоном, что-то загрохотало, и поезд начал снижать скорость. Солнце выглянул в окно и сообщил:

– Приехали.

На платформе они столкнулись с Малым.

– Я весь изнервничался уже, – с ходу наврал он, надвинул тирольскую шляпу на затылок и зашагал куда-то за амбар.

Молодые люди двинулись вслед за ним. За чередой металлизированных щитов, изрисованных надписями, предостерегающими неосмотрительных пешеходов от столкновения с электровозом, открывалось пространство, окруженное со всех сторон ржавыми каркасами списанных грузовиков. В центре высились две пустые водонапорные вышки.

– Столбы, – показал на вышки Солнце и пошел к уже собравшимся у них ребятам. Саша неторопливо пошла за ним.

Жестяные, уже ветхие от ржавчины листы пестрели разноцветными надписями: «Кекс, снимай ермолку!», «Отдай феню Генри. Пандус. 1970 г.», «Сталкер! Донецкая система не забудет тебя. 1972 г.», «Если увидите Генку Маклая, передайте: у него сестра утонула».

– Сталкер уехал, – констатировал Хуан.

– Уехал, – горестно поддержал его Скелет и шлепнул ладонью по башне.

Ее жестяное чрево гулко отозвалось на удар, и над соседними тополями с криками взвилась в небо стая ворон. За ним хлопнул и Хуан, а вслед и остальные. Потом все достали бутылки портвейна и молча приложились к ним. Солнце в один глоток отпил половину бутылки и передал ее Саше.

– Да ты что! Я не смогу, – заартачилась девушка.

– Ну ты хотя бы попробуй, все нужно пробовать, – ласково уговаривал он.

Она закрыла глаза, приложила к губам горлышко бутылки и мужественно принялась, глоток за глотком, пить. Следует отметить, что последний глоток она сделала уже не без удовольствия.

– У тебя большие таланты, – с улыбкой заметил Солнце, когда она вернула ему опустошенный сосуд.

Раскрасневшаяся Саша хотела было что-то ответить, но поезд издал характерный перестук и молодые люди, не сговариваясь, побежали к открытым дверям своего вагона.

– Не обижайся. Давай поспим? – попросил в поезде Солнце.

– Ну, ик, давай, ик, хотя, ик, честно, ик, сказать, ик, я, ик, собиралась, ик, тебе, ик, отдаться, ик, но раз ты, ик, такой, ик, соня… – нехотя согласилась девушка, и всю оставшуюся часть пути они мирно спали.

Утром наконец за очередным поворотом железнодорожного полотна, словно по мановению волшебной палочки, пахнуло свежим ветром и показалась ультрамариновая полоска моря. Саша, словно зачарованная, прилипла к окну и следила, как на скалистый берег накатывают еле заметные волны.

– Море, – шепнула она и положила голову на плечо спутнику.

– Море, – согласился Солнце.

Ближе к вечеру Малой постучался в хорошо отскобленные ворота и, заглянув в щель между досками, заорал:

– Баба Оля! Мать родная! Я вернулся! Привез тебе гостинцы!

Во дворе громыхнула цепь, и раздался хрипатый собачий лай.

– О, и Пацифик жив! Узнал! – радостно зашумели ребята.

Ворота приоткрылись, и на улицу выглянула щербатая старуха с хищным орлиным носом.

– Приплыли, голуби лохматые, – узнала она друзей. – И жулика взяли?

– А как же, бабулик? – высунулся из-за плеч остальных Малой. – Без меня – никуда.

– Ну ладно, входите, – старуха распахнула перед ними ворота, – расселяйтесь. А ты, Иуда, – она ухватила Малого за плечо, – говори, куда ковер из сарая дел?

– Какой ковер? – пробовал тот изобразить праведный гнев.

– С журавлем. Мне его соседка отдала, – настаивала баба Оля.

– А? C журавлем? Не брал! – отпирался Малой.

– А кто из него Кольке Потирову с пристани жакет продал, как иностранный? – обличала та.

– Виноват. Нуждался… Жадный бабулик, но любимый! – хохотал паренек и лез целоваться.

Вскоре каждый занялся своим делом. Скелет любовно увещевал задыхающегося от ярости пса, благо тому цепь не позволяла дотянуться до ненавистного тела. Герда выносила из пристройки пустые пивные ящики. Хуан сидел, сложив ноги по-турецки, на краю колодца и неотрывно созерцал желтую стену сарая. Кореец под хитрые причитания старухи чинил сломанный косяк на веранде. Малой поволок какой-то ящик в огород. Саша и Солнце забрались на теплую крышу и оттуда лениво наблюдали за происходящим.

Вечером того же дня вся компания, за исключением Корейца, вышла в город. Шли молча, упиваясь мгновением – естественно, каждый своим. Особенно упивался Хуан, ему вообще была свойственна некая созерцательность, и он старательно следовал ей. Встречающиеся им по пути курортники осторожно обходили приятелей стороной, при этом, однако, не проявляя особенного отчуждения. В воздухе витала почти южная истома, не позволяющая довести какое-либо чувство, отрицательное ли, положительное, до практического воплощения. Но, увы, вернейшим подтверждением правила является исключение из него, и на перекрестке «дети цветов» столкнулись с группой подвыпивших парней, празднующих демобилизацию своего товарища. Сам же товарищ, выряженный в китель, отдаленно напоминавший форму латиноамериканского диктатора, и возглавлял группу.

– Стоять! – взревел он, следуя велению своего простого сердца.

Солнце, Хуан и Скелет флегматично обошли распоясавшегося диктатора-триумфатора и направились дальше. Но путь остальным перекрыли друзья «дембеля». Тогда Скелет вернулся назад и миролюбиво обратился к их вожаку:

– Ну ладно. Чё ты?

За что тут же схлопотал кулаком в лоб.

– Не ты, а вы, товарищ ефрейтор! – орал «дембель». – Пока мы там родину защищали!..

Договорить ему не удалось, поскольку Солнце звонким ударом ноги в ухо уложил его на теплую брусчатку. Ну и, естественно, на Солнце сразу навалились трое, и ему едва удавалось отбиваться от них. Хуан резко изменил своей привычной созерцательности и с криком «Козлы вонючие, менты поганые!» ринулся на подмогу приятелю. Скелет откуда-то вытащил бритву и отвлек кряжистого детину. Малой повис на плечах его однояйцевого близнеца. Герда и Саша визжали, как, собственно, и полагается девочкам. По истечении десяти минут и та и другая сторона претерпели значительные изменения, и неизвестно, чем бы это все закончилось, если бы где-то вдали на правой стороне набережной не раздалась спасительная милицейская трель. Обессилевшие противники бросились врассыпную.