– Именно.

– Может, и открыточку послать, типа «Мон шер, я тронута, ноне могу принять столь дорогого подарка»? Так, что ли? – Алинины глазасузились. – Ведь именно так делают благородные барышни из французскихроманов прошлого века.

– Не передергивай, – проговорила мама, вставая кплите. – Просто я хочу сказать, что когда мужчина за сорок таскается кнесовершеннолетней девушке с горой продуктов...

– То это не значит, что она обязана ему отдаваться за палкуколбасы, – повысив голос, закончила Алина.

– Дочь, ну ты же умная девушка...

– Именно поэтому я буду брать то, что мне дают. И требоватьеще. И вить из мужчин веревки! – воскликнула Алина. – Вот увидишь,через год у меня будет все.

– Что – все?

– Все.

– Я тоже в твоем возрасте так думала, – отмахнуласьГалина. – Я тоже была умна и хороша собой. Но, как видишь, в свои пятьдесятя по-прежнему не имею ничего, даже приличного пальто.

– А почему? – вскипела Алина, поняв намек. – Непотому же, что всю себя отдала мне? Ты ведь именно об этом твердишь.

– А что, разве не так?

– Может, и так. Может, ты и отказывала себе во всем радимоих занятий теннисом. Но, мама, тебе было достаточно только принятьпредложение твоей же сестры, и в твоих жертвах не было бы необходимости.

– При чем тут Роза?

– А при том, что она несколько раз предлагала тебе помощь.Звала тебя к себе на рынок, даже денег на раскрутку давала, да ты не взяла.

– Никогда барахольщицей не была и не буду! – выкрикнуламать. – У меня уважаемая профессия, я медсестра, помогаю людям, не то чтомои родственнички-спекулянты. Даже знать их не хочу, ясно тебе?

– Ясно. Только с тех пор, как тетя Роза была у нас последнийраз, ты так и не сменила пальто, а она каждый год ходит в новых соболях. Имашины у нее три, и оба сына имеют по квартире. А знаешь, сколько у нее точекна «Динамо»? Одиннадцать. И каждая за день приносит прибыль в сто раз большетвоей месячной зарплаты.

Галина не нашлась, что сказать, просто молча бросилаполовник и ушла в свою комнату. Там, улегшись на кровать, она стала вспоминатьдень, когда решила завести ребеночка...

Зима выдалась на удивление холодная. Что ни день, то морозыпод тридцать, то вьюга, а то и вовсе буран. Однако в январское утро, когдаГалочка Азарова опаздывала на работу, погода стояла изумительная: морозная, нобез обжигающей стужи, безветренная, да еще солнечные лучи так искрили на поверхностиметровых сугробов, щедро наметенных за два месяца матушкой-зимой, что хотелосьзажмуриться.

В общем, природа располагала к прогулке и душевной неге, чемГалочка не преминула воспользоваться. Она шла не спеша, погруженная в приятныедумы, и старалась не замечать, как стрелка наручных часов неумолимо подползаетк восьмерке. В конце концов, за семь лет работы она ни разу на службу неопоздала, так что один разочек можно. Тем более – сегодня, когда не толькопогода хороша, но и жизнь кажется радостной...

Хотя... Жизнь свою хорошей и радостной Галочка моглапосчитать разве что под впечатлением дивного утра, обычно же она казалась ейскучной, даже беспросветной. И причина столь критического отношения к своемубытию проста и понятна каждой женщине – одиночество. Да, Галя, несмотря на своитридцать два, не была замужем. К тому же с родителями и многочисленнымиродственниками отношений не поддерживала – стыдилась. Их стыдилась. Пусть и небандиты, и не алкаши, но все, как один, спекулянты. Из поколения в поколение,от отца к сыну передавались в клане Азаровых знания, как обдурить, облапошить,«наварить», а в советское время – еще и как избежать ареста. И ее, Галочку,тоже хотели к семейному бизнесу приобщить. Вот не посмела бы ослушатьсястрогого отца, стояла бы сейчас на барахолке, как ее сестра Роза, и трясла быперед носами москвичей самопальными пуховыми платками, выдавая их заоренбургские. А лет в восемнадцать просватали бы ее сыну друга, или братупартнера, или приятелю родственника из родной Казани. И чтобы не смелаперечить! И на русских и прочих евреев смотреть не могла!

Вот поэтому Галя из дома и сбежала. Как только школуокончила, так и подалась в медучилище. Закончила его, распределилась, потом кхорошему доктору в медсестры попала, и теперь, в свои тридцать два, работает впрестижнейшем «Институте репродукции человека», ассистирует самому профессоруГурьеву, имеет отдельную квартиру. Одного нет – семьи. И уж если совсемоткровенно – даже жениха не имеется. А коли начистоту, то и мужчины, откоторого можно бы было родить...

Именно это, а не отсутствие обручального кольца на пальце,беспокоило Галочку в последнее время. Ведь как замечательно было бы, появись унее ребеночек. Хорошенький такой, щекастый. Желательно – мальчик. Но и девочка,конечно, тоже ничего. Да и оба сразу нормально, хоть и тяжело. Особенно безмужа...

Одной женщине вырастить ребенка нелегко. Да и ему самому безотца не сладко в жизни будет. Это Галя понимала, и именно поэтому тянула срешением завести потомство. Все ждала, когда достойный кандидат на роль супругаобъявится, но, видно, не судьба. Как ни привлекательна была медсестричкаАзарова, как ни женственна, а не везло ей в любви, хоть тресни. Попадались всекакие-то плохонькие: то скудоумные, то уж больно неказистые, от такого родишь –потом извиняйся перед ребенком, что не нашла для него папашу с более достойнымнабором генов…

Вот такая петрушка получалась. Вроде и тянуть с рождениемребенка больше нельзя – возраст-то критический, а в то же время абы от когомалыша тоже не хочется. От артиста бы от какого-нибудь – от Боярского,например, или от Костолевского… Галя, кстати, одно время всерьез верила, чтотакое возможно. Один год на все творческие встречи с известными, а главное,привлекательными и нестарыми артистами ходила, надеясь, что кто-нибудь из нихее заметит и пригласит если не под венец, то хотя бы к себе домой на «рюмкучая». Но не заметили, не пригласили. Только один раз некто Стародубов,гармонист-частушечник, на вечер которого она попала по ошибке, подмигнул ей сосцены и расплылся в масляной улыбке.

Вот так у Галочки всю жизнь было: те, кому нравилась она,были ей не нужны, а кто симпатичен – те не для нее. Например, профессор Гурьев,с кем она столько лет проработала, и служебный роман с которым просто обязанбыл завязаться хотя бы потому, что они по десять часов ежедневно мозолили другдругу глаза, относится к ней только как к хорошему работнику, не замечая еестройных ножек и красивых карих глаз. Хотя, может, и к лучшему, а то вдругвлюбилась бы она в низкорослого Гурьева, ребенка бы от него родила, и вырос бытот ребенок всего на метр с полуметровой кепочкой... Нет уж, Галочке нуженмальчик рослый, статный, крепкий, без наследственной близорукости. И красивый.Чтоб был всем на загляденье...

«Вот, например, таким», – подумала Галочка, увидев накрыльце своего института щеголеватого парня в длинном пальто нараспашку. Пареньбыл высоченным (за метр девяносто), широкоплечим, круглолицым, щеки егораскраснелись от мороза, от чего лицо казалось просто пышущим здоровьем. ЗавидевГалочку, он улыбнулся, продемонстрировав ряд ровных белых зубов, и пробасил: