Она заставила блуждающую часть своего сознаниясконцентрироваться именно на наручниках. От напряжения даже морщина пробежалачерез лоб к переносице.

Всего четыре кольца, каждая пара с резиновой прокладкой иразделена двенадцатисантиметровой цепочкой, на каждом наручнике серийный номерМ-17. Она вспомнила, как Джералд сказал ей, что каждое кольцо может бытьприспособлено к форме запястья, чтобы надежнее держать его. Можно укорачиватьцепочку до положения, когда руки арестанта окажутся прижатыми запястье к запястью,однако Джералд оставил максимальную длину цепочки.

«Действительно, – подумала она, – ведь это была просто игра,правда, Джералд?» Но прежний вопрос всплыл, и она снова спросила себя, а былали это для Джералда просто игра?

«Что за баба, – какой-то мужской голос мягко прошептал в ееподсознании, – просто сплошная половая щель…» «Пошел вон, – подумала Джесси, –пошел вон, мерзавец».

Но голос отклонил это предложение.

«Для чего у женщины есть рот и эта щелка? – спросил он изтемноты. – А для того, чтобы она могла одновременно писать и пить. Как вынасчет этого, леди?» Нет. К этому издевательскому голосу у нее не было просьб ивопросов. Она подвигала руками в наручниках. Воспалившаяся кожа запястийзаставила ее поморщиться, однако боль можно было терпеть, и руки двигалисьсвободно. Джералд мог говорить что угодно, однако он не стал замыкать наручникитак, чтобы они поранили руки. Джесси оценила это, и все же наручники прилегалислишком плотно, чтобы из них можно было вырваться.

«Ты уверена в этом?» Джесси провела эксперимент. Онапопыталась, сведя ладонь совком, осторожно выскользнуть из наручника, нотщетно. Она попробовала применить силу. Боль стала гораздо ощутимее. Она вдругвспомнила момент, когда отец захлопывал дверцу их старой машины и туда попалалевая рука Мэдди, которая хотела выйти следом за ним. О, как она кричала! Былараздроблена кость – Джесси не могла вспомнить ее название, – но она помнила,как позже Мэдди показывала руку и гордо прибавляла: «А я еще и связку порвала!»«Связка, – подумала она, невольно пытаясь снова выдернуть руку, несмотря нанакатывающую боль. – Связка. Черт с ней. Лишь бы вырваться из этих колец, апотом какой-нибудь лекарь соберет, что осталось».

Медленно, постепенно она наращивала усилие, пытаясь вырватьруки из колец. Если бы они продвинулись хоть немного, хоть на сантиметр,основание большого пальца прошло бы сквозь кольца, и тогда можно было быпопытаться рвануть. Она надеялась на это и была готова к боли.

Джесси что есть силы натягивала цепочки. Боль стала адской.Мышцы предплечий напряглись белыми дугами. Пот заструился по лбу и щекам,тонкая струйка побежала под носом. Она слизнула ее языком.

Не боль заставила ее остановиться. Джесси поняла, что набольшее у нее нет сил, а наручники так и остались в своем первоначальномположении. Надежда вырваться из колец сверкнула и умерла.

«Ты уверена, что тянула что есть силы? Или ты просто валяешьдурака, потому что боишься сильной боли?» «Нет, – ответила она, открывая глаза,– я тянула изо всей силы, как могла. Правда».

Но голос не замолкал, хотя скорее мерцал, чем звучал: этобыл некий саркастический вопросительный знак.

На запястьях остались глубокие ссадины – у основаниябольшого пальца и на тыльной стороне кисти, где сталь впилась в кожу, – итеперь они болели, хотя Джесси ослабила натяжение, приподнявшись к спинкекровати.

– О черт, – сказала она дрожащим от боли и отчаяния голосом,– что за наказание!

«Ты действительно вырывалась изо всей силы? Ты в этомуверена?» «Это не важно, – подумала она, наблюдая пляску солнечных отражений напотолке. – Это не важно, и легко объяснить, почему. Если я рвану сильнее, смоими запястьями произойдет то же самое, что случилось с левой рукой Мэдди,когда дверца машины прищемила ее: кости и связки будут повреждены, но вырватьсяиз наручников мне не удастся. И, значит, кроме жажды и цепей, будет мучительнаяболь. Вот что я думаю: Джералд умер, так и не оседлав меня, но он все равноменя крепко трахнул, это уж точно».

Итак, что еще осталось?

«Ничего», – раздался дрожащий голос Хорошей Жены Бюлингейм,который был голосом человека, стоящего на грани безумия.

Джесси подождала, пока другой голос, голос Рут, поспорит сэтим мнением. Но его не было. Рут, по всей вероятности, бросила ее. Джессидолжна была теперь позаботиться о себе сама.

«Ну, – подумала она, – что ты станешь делать с наручникамитеперь, когда убедилась, что так просто их не скинешь? Что ты можешь ещесделать?» Медленно заговорил юный голос, которому она еще не дала имени:

«Попробовала освободить руки из колец наручников, и это неполучилось, однако что можно сделать с другими кольцами? Теми, которыеприкреплены к стойкам изголовья? О них ты не подумала?» Джесси оперлась наголову, вдавив ее в подушку, и выгнула спину, чтобы посмотреть на стойки. Онадаже не придала значения тому, что смотрит на них снизу. Кровать была довольнобольшая, чуть длиннее обычной. У нее было какое-то название типа «модельКорт-Джестер» или что-то в этом роде, – с возрастом она все труднее запоминалаподобные вещи. В общем, кровать, на которой она теперь лежала, была подходящимместом для траханья, но маловата, чтобы спать на ней вдвоем всю ночь.

Ее и Джералда это вполне устраивало, потому что они спалираздельно и здесь, и в портлендском доме последние пять лет. Это было еерешение: она просто устала от его храпа, который с годами стал невыносимым. Вредких случаях, когда у них оставались ночные гости, они с Джералдом спаливместе в этой комнате, испытывая неудобство, обычно же они пользовались этойкроватью только для секса. Вообще его храп не был истинной причиной дляотдельных спален; это была дипломатичная уловка Джесси. Настоящей причиной былпот. Джесси сначала не понравился его запах, а потом она просто возненавиделаэтот ночной пот. Даже если он принимал душ, смесь пота и шотландского виски кдвум часам ночи подавляла все другие запахи.

До последнего года их сексуальный ритуал становился всеболее формальным, после чего следовала продолжительная дремота (эта частьнравилась ей больше всего), затем он принимал душ и покидал жену. Но с мартапроизошли некоторые изменения. Все эти шарфы и наручники – особенно последние –доводили Джералда до изнеможения, чего никогда не происходило после обычногосекса, так что он засыпал подле нее, плечо к плечу. Она была не против,поскольку в основном эти встречи происходили утром и он приносил с собой лишьзапах пота, без виски. И Джералд не так сильно при этом храпел, вот чтосущественно.

«Однако все эти утренние игры с шарфами и наручникамипроисходили только в портлендском доме, – подумала она. – Мы провели здесь весьиюль и большую часть августа, и в тех случаях, когда мы занимались любовью, –их было не так много, надо признаться, – это было традиционное блюдо: Тарзаннаверху, Джейн внизу. Мы никогда не играли здесь в эту игру до сегодняшнегодня. Почему?» Возможно, причиной были довольно высокие и неудобные длязанавесей окна. Джералд все время говорил о том, что в эти окна надо вставитьотражатели вместо обычных стекол; он рассуждал об этом до…